— Не надо, Николай! Лучше в другой раз.
— Ну, Саша, пойдем! Ну пойдем посмотреть, есть ли еще поезд.
Мы пошли на станцию. Я с лихорадочной дрожью стал рассматривать расписание. Следующий поезд шел в 10 часов утра.
— Нет? — спросила Саша.
Ну все равно, Саша! Ты скажешь маме, что была у меня. Мы завтра вместе приедем к ней.
Она колебалась.
К станции с шумом подошел поезд.
— Николай, милый, не надо сегодня. Поди возьми билет. Я ведь скоро приеду. Ну, пусти меня, милый! Ведь ты не сердишься?
Около нас отворилась дверь и мимо побежали пассажиры.
«Ох, Дербень, Дербень Калуга!» кричал какой-то мальчишка, барабаня в дно жестяного чайника.
«Скажите, вы здешняя?» спросила, обращаясь к Саше, какая-то дама с заспанными глазами.
— Да.
— Вы не знаете, живут еще здесь Никольские, — вдова с сыном? Сын чиновником в казенной палате служит, а она...
Я пошел в кассу.
— Ну, прощай, прощай! — говорила Саша, целуя меня в вагоне, не стесняясь публики. — Я скоро, скоро приеду, через неделю. Ну, прощай!
Поезд трогался я вышел из вагона, дошел за поездом до конца платформы и стал смотреть ему в след, пока красный фонарь не исчез где-то далеко за поворотом.
15 июня.
Я скучал весь этот год.
Когда я подружился с Сашей, эти прогулки, частые встречи и неопределенное положение, а дальше объяснение и думы о будущем рассеяли мою скуку, — я жил. Но теперь, после поездки к ней в имение, меня снова охватила тихая томная грусть.
Не одиночество, не жажда счастья томит меня,но останешься один или увидишь красивую картину природы, и тотчас же является какое-то неловкое чувство, точно ждешь чего-то с минуты на минуту. Вспоминается Саша, хочется видеть ее.
Мне не лень работать, я даже чувствую необходимость умственной работы, но без Саши я не могу мыслить, не могу работать: жизнь без нее кажется мне какой-то пустой и ничтожной.
17 июня.
Прошло уже 10 дней после нашей последней встречи, а Саши все нет. Что с ней?
19 июня.
Она разлюбила!
Вчера вечером, когда я сидел у окна, просматривая свои записки, я вдруг увидел вдали, на конце улицы, ее фигуру.
Саша! — окликнул я ее, когда она стала подходить к моему дому. Она взглянула на меня, опустила голову и пошла еще быстрей. Я бросился к выходной двери. На пороге мы столкнулись. Я схватил ее за Руку.
— Наконец-то ты приехала! — воскликнул я, нагибаясь, чтобы ее поцеловать. Она откачнулась от меня в сторону.
— Что ты? — с недоумением спросил я.
— Николай, я не могу, ну право же не могу быть твоей женой.
— Что? почему?
— Поэтому, что я тебя не люблю.
— Да что ты... Вот пустяки! сказал я засмеявшись, обнимая ее рукой за талию.
— Да правда-же я разлюбила тебя! — вскрикнула она, и по щеке у ней побежала слеза.
Я опустил руку, молча вошел в комнату и стал ходить взад и вперед. Я не помню, что я говорил: это был бред. Страшно страдая, я не находил способа выразить свои страдания и то подходил к ней, прося меня поцеловать, уверяя, что она меня любит и что это ей только показалось, то садился к столу и начинал молча смотреть на нее, наблюдая за выражением ее лица. Она рассеянно скользила глазами по окружающим предметам, крутя пальцами кончик платка, который держала в руках. У ней было сонное усталое лицо.
— Николай, тебе, может быть, тяжело быть со мной; я лучше уйду, — сказала она вдруг, нерешительно подвигаясь к двери.
— Что ты? — возразил я, подойдя к ней, чтобы загородить ей дорогу. — Или может быть, ты сама не хочешь быть со мной?
Она ничего не ответила и только сделала рукой жест, как бы желая заставить меня замолчать.
— Саша! — начал я снова, взяв ее за руку, ведь ты меня любишь! Я вижу, что ты меня любишь... Ну скажи, ведь да?
Она закрыла глаза и начала настойчиво со слезами в голосе твердить: «Нет, нет! я тебе говорю, что я тебя разлюбила. Я себя много анализировала!» .
Мне захотелось встать перед ней на колени... не знаю что еще?.. сделать что угодно, только бы она сказала, что любит меня, то минутами мне хотелось броситься на нее, охватить за горло и задушить. Я замер, стоя против нее, дрожа от волнующих меня, сменяющихся настроений.
— Николай, пойдем! Пусти меня, я устала, я не спала сегодня всю ночь. Ну пойдем. Успокойся! стала упрашивать Саша. У меня хлынули слезы. Я отвернулся и ушел в другую комнату одеваться.
Мы молча вышли на улицу и пошли до направлению к ее зимней квартире. Когда мы проходили по Шорной улице, я издали увидел два освещенных окна квартиры Нильского. Из открытой форточки слышалось: