Сына своего, Антона Петровича Зуева, ныне маститого хирурга, заведующего отделением большой столичной клиники, она любила, прощала длительные отлучки из дома, боготворила его медицинский талант и никогда не вмешивалась в его семейную жизнь. Это было ее правило.
Давая своей любимой внучке последние наставления перед ее отъездом в Париж, бабушка обняла Риту и тихонько прошептала ей на ухо:
— Семья до тех пор будет крепкой, пока все неурядицы будут улаживаться в супружеской постели.
Рита, вспыхнув как огонь, молча прижалась к бабушке. Но ее совет взяла на вооружение.
И вот теперь, когда Рита стала парижанкой и могла лишь изредка звонить родным в Москву, Клавдия Елисеевна в своем сердце нашла уголок для Алины.
Их встречи стали частыми. Алина приходила к Зуевым, чтобы «погреться у комелька», поесть по-человечески вкусную домашнюю еду — не на ходу, а за обильно уставленным столом, с длинным задушевным разговором. Вот и теперь, уплетая горячие беляши, Алина пересказала суть сегодняшнего разговора с Таней Орловой и пыталась оправдать свою излишнюю суровость:
— Ну что мне делать, Клавдия Елисеевна, если я всегда говорю то, что думаю, просто потому, что не умею говорить иначе? — говорила Алина. — Возможно, я не сдержана порою, но иначе не могу.
— Ты что, кричишь на своих сотрудников? — почему-то спросила Клавдия Елисеевна.
Алина смутилась на мгновение, а потом быстро заговорила вновь:
— Да, я иногда кричу, когда чем-то возбуждена или расстроена. Но я отходчива, и потом мне все время хочется как-то загладить мой срыв, но я для этого не делаю ни шага, — Алина виновато опустила глаза.
— И не надо тебе меняться, — согласно закивала головой Клавдия Елисеевна. — Живи своим умом. Ты прямой человек и ждешь того же от других. Мне лично нравится, что ты такая прямая, независимая. Этим ты немного похожа на меня.
— Наверное, вы правы, Клавдия Елисеевна, — со вздохом заметила Алина. — И еще я, как и вы, предпочитаю не говорить, а действовать.
— Это верно, дорогая моя девочка, — поддержала ее Зуева. — Нельзя сидеть сложа руки и ждать, пока в твоей жизни что-то произойдет.
— Конечно, надо действовать самой, тогда и будут перемены, — охотно согласилась Алина.
— Когда тебе восемнадцать лет, ты один человек, — задумчиво говорила Клавдия Елисеевна, — а когда двадцать восемь — ты уже другой, с другими целями, интересами, взаимоотношениями, с другими друзьями. Пройдет еще с десяток лет, и ты снова изменишься. А потом опять, и опять, и опять. И, наконец, когда тебе будет столько лет, сколько мне сейчас, люди скажут, что ты сформировавшийся человек. А на самом деле это уже начало старческого эгоизма. — Клавдия Елисеевна пристально посмотрела на притихшую Алину.
В первые дни знакомства с Клавдией Елисеевной Алина испытывала почтение к ее возрасту и уважение к профессиональному мастерству. Но чем ближе она узнавала свою московскую родню, тем дороже становилась для Алины общение с Клавдией Елисеевной. Она была человеком особенным. Ей было абсолютно безразлично мнение окружающих о себе, она имела собственные жизненные принципы, которым никогда не изменяла. Зуева не только знакомила Алину с секретами портняжного искусства, но и делилась жизненным опытом, предостерегая молодую женщину от необдуманных поступков.
Брак Алины с Громадским Клавдия Елисеевна считала браком по расчету, а не по сердечной склонности. Правда, она прогнозировала его длительность лет на семь-десять, но Алина прожила с Георгием Валентиновичем всего три года. За это время образ «рыцаря без страха и упрека», так старательно создаваемый Громадским в первые месяцы их семейного союза, бесследно испарился, а вместо него рядом с Алиной оказался расчетливый, прагматичный, не всегда порядочный в выборе средств пожилой человек.
Они расторгли свой брак по обоюдному согласию. Спокойно, без криков и дележки добра. Громадский оставил Алине квартиру. Себе он купил приличное жилье в центре Москвы. Единственным условием, поставленным Георгием Валентиновичем, было сохранение их общего дела — салона «Алина», зарегистрированного в Мосгорисполкоме как частное предприятие, владелицей которого числилась Алина Громадская. Сам Георгий Валентинович, по его выражению, «не хотел светиться». Его вполне устраивала должность замдиректора или менеджера.
Посоветовавшись предварительно с Клавдией Елисеевной и своей ближайшей подругой, а теперь коллегой Таней Орловой, Алина решила дать согласие Громадскому и сделать все для того, чтобы изменение семейного положения бывших супругов никоим образом не влияло на их деловые отношения.
Более того, каждый из них с новой энергией принялся за работу на благо своего детища, салона «Алина».
Придирчиво расспросив Громадскую о ее планах на будущее, Клавдия Елисеевна медленно произнесла:
— Алинушка, милая! Я знаю, как тебе сейчас трудно. Но я хочу, чтобы ты знала: если тебе нужен духовник — им всегда для тебя могу быть я. Я хочу о тебе заботиться, тебе помогать, если не делом, то хотя бы словом. Я не такая страшная, как порою кажусь. Так что если тебе понадобится помощь, — зови! — и Клавдия Елисеевна подошла к Алине и обняла ее.
Прошло почти три месяца после первого выхода Метлицкой на подиум салона «Алина». Юлия быстро вошла в новый коллектив и с головой окунулась в работу. Она была благодарна Громадской за то, что та заставляла ее работать, не давая возможности расслабиться, уйти в себя, остаться наедине со своим горем.
Кроме работы над новой коллекцией, Юлия была занята в съемках сразу нескольких рекламных роликов. Она ужасно уставала, но ей нравился процесс создания видеоклипа. Юлия с удовольствием приходила в маленькую, заставленную всевозможной аппаратурой монтажную видеостудии «Альянс», где вместе с молодым порывистым режиссером Никитой Бусыгиным и его командой они отбирали лучшие кадры для будущего мини-фильма.
Сама атмосфера этой комнаты, где безбожно курили, пили литрами черный кофе, беззлобно переругивались и подшучивали друг над другом, действовала на Юлию благотворно. Она тоже постепенно включилась в творческий процесс, при этом проявляла не только высокие профессиональные требования к своему имиджу на экране, но и обнаружила тонкий вкус и кинематографическое чутье. Если Юлия в кадре не нравилась себе или чувствовалась фальшь в поведении ее партнера по сюжету Гены Николаева, она требовала немедленно все переснять или, если уж нет ни финансовых, ни моральных сил у режиссера, то хотя бы перемонтировать тот или иной кусок фильма.
Никита Бусыгин сначала свысока относился к замечаниям Юлии, считал ее дилетанткой в вопросах кино, хотя и сам снимал только третий клип в своей жизни. Но за плечами у Никиты был ВГИК и полтора года работы на «Останкино» в музыкальной редакции.
Когда над страной разгулялись ветры перемен, Никита, в очередной раз вдрызг разругавшись с главным режиссером из-за несоответствия запросов Бусыгина и материальных возможностей студии при создании музыкальных клипов, хлопнул дверью и через час стал вольным художником.
Он еще полгода побродил по всяким студиям, кое-что снимал, кое-кому монтировал фильмы, пока на одной из тусовок его приятельница Таня Орлова не познакомила Никиту с преуспевающим менеджером уже известного в Москве салона «Алина» Георгием Громадским.
На следующий день Георгий Валентинович пригласил Бусыгина к себе в гости, предварительно попросив захватить с собой все видеокассеты с записями его фильмов.
Кроме хозяина и Тани Орловой, в большой, стильной и дорогой квартире Георгия Валентиновича молодого режиссера встретила Алина Громадская и коммерческий директор банка «Сигнал», старинный друг дома Громадских Илья Ефимович Лонге.
Результатом просмотра работ Никиты и долгого застольного разговора с ним стало предложение Лонге дать значительный капитал Бусыгину для создания собственной видеостудии, которой здесь же все вместе придумали название «Альянс».