– Кто бы сомневался, – хмыкнул тот. – Ты спишь с книжками, если вообще спишь.
Стоял жаркий июньский день. Солнце палило нещадно в окна экзаменационных аудиторий, чтобы и так нервные студенты с мокрыми ладошками ещё больше потели и страдали. И ведь халат снять нельзя. Набежала тучка, подул ветерок, но Еве стало холодно не из-за них, от ледяного тона её парня, когда он продолжил:
– Мне кажется, тебе учёба дороже нас, я не хочу быть третьим лишним. Нам нужно расстаться.
Он молча развернулся, чтобы уйти навсегда, даже не обернувшись, и чтобы больше никогда не отвечать на её сообщения. Пока Ева стояла в оцепенении, не в силах бежать за ним, унижаясь и прося не оставлять её одну, или просто заплакать, на кухне квартиры его родителей уже сидела другая и пила чай с чабрецом из кружки с маками, которую всегда давали Еве. Рядом в вазе стоял букет георгинов. Еве никогда не дарили цветов без повода. Никто так и не задался вопросом: как так вышло, что Илья смог настолько легко вытеснить Еву из своей жизни? Но факт остается фактом. Высокая блондинка, похожая на Николь Кидман, но с пронзительными хитрыми зелёными глазами, накладывала себе очередной кусочек домашнего вишнёвого пирога в ожидании возвращения Ильи. Он сказал, что должен забрать что-то у лучшего друга, а она не стала мучить его расспросами. О существовании Евы Ника даже не подозревала, иначе бы не стала даже и близко подходить к Илье.
Ева строила грандиозные планы и воздушные замки, хотела наверстать за эти месяцы всё упущенное из-за учёбы, но тот всё уже давно решил, и не в её пользу. «Официальными» причинами, чтобы прекратить многолетние отношения, начавшиеся с сидения за одной партой, оказались «сложный» характер Евы и другая девушка. На самом же деле, было бы глупо ожидать, что студентка медицинского, хоть и первокурсница, сможет уделять чему-то так же много времени, как и учёбе. Проживание в разных городах и неумение парня ждать лишь подлило масла в огонь. Так или иначе, показывала свои эмоции Ева ровно до начала практики в больнице, а дальше… к счастью, что было дальше, она смутно помнила.
Пока что дни не начали сливаться в голове Евы в одно сплошное цветное месиво из образов, схем, цифр и терминов. Она сейчас даже смогла бы вспомнить, что и в какой день произошло и что она ела на завтрак (ничего). Выдачу учебников, как и в том году, поставили на середину сентября. Без них приходилось очень трудно, особенно в моментах подготовки к биохимии. Ева уже чувствовала, как этот предмет становится у неё «любимым». Ей всегда нравилась химия, поэтому ситуация, произошедшая в прошлую пятницу, вызывала диссонанс.
– Так, я тебя больше не оставлю наедине с ним, – заявила Лиза, выслушав рассказ лучшей подруги о произошедшем. – Как знала, не стоило мне тогда уходить.
– Не вини себя, я же знала, что ты торопилась. Я понятия не имею, что делать, игнорированием всего произошедшего эту проблему, кажется, не решить.
Как Лиза могла себя не винить, когда уже какой раз из-за её бездействия страдает человек? А ещё на врача учится, спасительница людских жизней, которая не может уберечь даже собственную лучшую подругу. Она уже какой раз ловила себя на мысли, что никак не может увидеть себя в медицине. Её будущее было как молодая луна, надёжно укрытая тучами. И даже любимая Лизина колода таро не могла рассеять этот морок.
Девушки сидели в небольшом уютном кафе, которое открылось в прошлом году недалеко от медгородка. Они выбрали столик около окна. На подоконнике и на других поверхностях, куда только можно поставить керамические горшочки с цветами, были растения. Какие-то из них шелестели листьями над головами посетителей, устроившись в подвесных кашпо. Здесь подавали самый лучший облепиховый чай и самые вкусные сэндвичи и круассаны во всём городе. Ещё именно здесь работал «самый очаровательный в мире бариста», как называла его Лиза. Кофе никогда не интересовал Еву, возможно, поэтому ей не было важно, кто будет его варить, однако Лиза не теряла надежду начать общаться с бариста и постоянно заявляла, что ещё немного, и всё будет. К тому же сюда было удобно забегать после пар.
На этот раз всё прошло куда лучше. Если отсиживаться, избегая зрительного контакта с преподавателем (в эти минуты Ева жалела, что не смогла избежать в клубе полового акта), а потом убегать как можно быстрее, можно считать такой вариант хорошим. Илья Александрович понял, что тот разговор поставил её в ещё более неловкое и уязвимое положение, что ему даже нравилось, но тактику сменить всё же пришлось. Он решил, что на парах станет очень чуток по отношению к ней, будет делать вид, что действительно заинтересован в её обучении. Он хотел всеми силами расположить её к себе и втереться к ней в доверие. Илья Александрович испытывал удовольствие оттого, что мог находиться в паре сантиметров от Евы и смущать этим её, но он безумно хотел чего-то большего и, к сожалению, не умел ждать. Он привык, что всё всегда доставалось ему, словно по щелчку пальцев. Практически всё, но он всеми силами пытался исправить это упущение. Он даже пытался не отпускать всякие двусмысленности в адрес Евы, но это было частью стиля его общения, который он ни для кого не стал бы менять. Даже ради Маргариты, тем более ради неё. Если у него было бы хоть немного эмпатии, то он смог бы понять, что единственное, чего хотела Ева, чтобы её оставили в покое.