– О’кей, – сказал он нетерпеливо и спустил штаны. – Давай коли!
– Прямо здесь, что ли? – удивился Казин.
– А что? Тут нельзя?
– Нет, можно… Но сначала я должен измерить твое давление…
– Измерить что?
Казин достал из аптечки аппарат для измерения давления.
– Наша кровь бежит по нашим венам и давит на их стенки, понимаешь? – Казин наложил резиновый жгут себе на локоть, вставил в уши наушники, сжал пару раз резиновую грушу и продемонстрировал на себе, как работает аппарат. – Вот, видишь эту стрелку? У меня давление повышенное. Должно быть 120 на 80, а у меня 150 на 102. Теперь давай твою руку.
Махмуд послушно протянул руку, остальные сомалийцы, глазея, собрались вокруг.
Капитан измерил давление Махмуду.
– Видишь? У тебя 147 на 93. Гипертония. Поэтому ты такой вспыльчивый. Лечиться нужно, а не наркотики жевать! – И Казин показал Махмуду на стол. – Ладно, ложись. Буду колоть антибиотик. Спиной кверху. Только я не могу под эту музыку…
Махмуд, ложась на стол, что-то рявкнул своим сомалийцам. Те тут же выключили музыку. Стало так тихо, что Казин и старпом облегченно перевели дух. Капитан открыл ампулу с Augmentin, набрал лекарство в шприц, поднял его и постучал по нему пальцем, выбивая пузырек воздуха.
Глядя на этот шприц, сомалийцы испуганно заговорили меж собой по-сомалийски, а Махмуд, лежа на столе с оголенной черной задницей, начал трусливо дрожать.
– Да не дрейфь! – сказал Казин. – Ничего страшного! Я же себя каждый день колю…
Махмуд закрыл глаза.
И Казин сделал укол в черную ягодицу Махмуда.
28
Греция действительно кипела, и Ольга убедилась в этом, как только в Афинах, в аэропорту прошла паспортный контроль. В зале аэровоказала было настоящее столпотворение из-за отмены рейсов в связи с забастовками. Шум, теснота, крики и плач детей. Растерянно озираясь по сторонам в поисках своего греческого собкора, Ольга с трудом протиснулась к выходу на привокзальную площадь. Тут было еще хуже: площадь была забита демонстрантами, они дрались с полицией, полиция включила сирены и пустила в ход дубинки и слезоточивые гранаты.
Ольга попятилась назад, и тут у нее в кармане задрожал и запульсировал мобильник. Она достала трубку и прочла на его экранчике: «Оля, извини! В Афинах такое творится! Проехать никуда невозможно! Вот адрес Стефандополуса: Glifard, Olimpia 27. Возьми такси, это недорого. Леня».
Дождавшись, когда полиция оттеснила демонстрантов от аэровокзала, Ольга рискнула добежать до стоянки такси, нырнула в машину и повторила шоферу полученный адрес:
– Glifard, Olimpia 27. Faster, please.
Поглядев на нее в зеркало заднего обзора, молодой таксист изумился на сносном английском:
– Fantastic! Сколько в России красавиц! Каждый день – одна лучше другой! И все – к Стефандополусу!
Ольга насторожилась:
– Что вы имеете в виду?
– А я каждый день приезжаю сюда к рейсу из России, – сказал шофер, трогая машину. – Все жду, когда хоть одна красавица прилетит ко мне. А вы все – к Стефандополусу! Кто он такой? Голливудский продюсер?
– Нет, он торгует оружием.
– О-о-о!!! Тогда все ясно!..
По шоссе, в объезд бастующих Афин, такси вымахнуло к богатым пригородам с виллами и парками, пахнущими йодистым морем, цветами и апельсиновыми садами.
– Мы приехали, – сказал таксист, останавливаясь у старинной виллы, утопающей в пальмовых и финиковых деревьях.
Расплачиваясь, Ольга спросила:
– Вы можете приехать за мной через час?
– Не беспокойся, – ответил он. – Я никуда не уеду. Такую красавицу я могу ждать хоть сутки.
– Спасибо…
Выйдя из машины, Ольга направилась к резной старинной калитке и увидела, как укрепленный над калиткой объектив видеокамеры движется вместе с ее приближением.
И не успела она нажать кнопку звонка сбоку от калитки, как радиоголос откликнулся:
– Yes…
– My name is Olga, – ответила Ольга в неведомо где скрытый микрофон. – I have an appointment with Mr. Staphandopolus.
Калитка автоматически открылась.
Махнув таксисту рукой, Ольга вошла и по гравиевой дорожке кипарисной аллеи пошла к вилле, окруженной рощей из мандариновых и финиковых деревьев. Вдоль аллеи стояли античные скульптуры, за ними открывался вид на бассейн, а дальше – частный пляж и морская гладь с яхтами на горизонте.
У парадного входа старинной виллы тоже стояли античные скульптуры, но дверь была открыта настежь.
– Алло! – сказала Ольга. – May I come in?
Но никто не ответил, и Ольга, придержав шаг, вошла.
Вестибюль – огромный, как зал, – был увешан гобеленами и коврами ручной работы, а в центре зала стоял то ли серебряный, то ли платиновый барс в натуральную величину и килограмм эдак на семьдесят.