Облокачивается о свои колени, краем глаза следит за скачущими вокруг костра Потерянными. И Венди. Ну конечно. Сегодня домашней зверушке короля Неверлэнда разрешили выйти из клетки.
Венди Дарлинг, пугливая птичка с грустными глазами и мягкими перышками. Создана для игр и забав конченного манипулятора и садиста. Она напрягается и вытягивается натянутой до боли струной, стоит взгляду Пэна задержаться на ней дольше трех мучительно-долгих секунд. Три секунды — за столь короткое время в голове монстра способна родиться совершенно безумная идея. Венди знает это. Не понаслышке.
Пэн скалится — абсолютно недобро, с предвкушением очередного злого развлечения, и она сотрясается от мелкой дрожи. Крупные капли холодного пота лижут затылок, стоит высушенной костром земле позади хрустнуть под тяжестью пары зеленых сапог. Венди знает: Пэн пугает ее. Он король Неверлэнда и передвигается по острову совершенно бесшумно. Все это — лишь очередная потеха.
И та становится все более явной. Цепкие пальцы жгутами ложатся на хрупкие плечи, впиваясь тысячами игл под кожу, заставляя сидеть на месте, а шепот с привкусом веселья обдает уши:
— Венди-Венди-Венди!
Венди хочется удавиться от столь бесстыдного вторжения в личное пространство. От обвившихся вокруг тела змеиными кольцами рук. От щеки, почти сталкивающейся с виском. От торса, плотно прижавшегося к спине. Венди порывисто сжимает ноги, чтобы не дай бог не соприкоснуться с широко разведенными бедрами Пэна своими, — и это не ускользает от его глаз. Она сгорела бы со стыда, увидь ее мать или отец в таком компрометирующем положении.
Но для короля Неверлэнда проверять свою Птичку на прочность привычное дело. Только для него.
Венди замирает каменным изваянием, в то время как Пэн устраивается на бревне поудобнее с ней между своих ног и интересуется как ни в чем не бывало:
— Как думаешь, что такого интересного нашел Феликс? — Венди не может видеть, но чувствует, как его брови театрально выгибаются. — Чур не подсказывать! — притворно-сурово хмурится он, бросая беглый взгляд на свою правую руку. Так увлекается забавой со своей Птичкой, что совершенно не замечает: вместо должной кривой ухмылки на угловатом лице — несвойственная напряженность. — Ну же!
— Я не знаю, — шепчет Венди, молясь всем богам, чтобы Пэн от нее отвязался.
Но в Неверлэнде только один бог. И ему очень нравится играть со своей непокладистой зверушкой.
— Птица-Венди, не расстраивай меня, — голос облачен в обиду, но в нем так и сквозит потаенная угроза. — Неужели нет ни одного предположения?
— Тень принесла еще одну девочку? — наобум выдает она, не представляя, какая еще находка может привести Феликса в замешательство.
Пэн фыркает на это и неожиданно дергает Венди за волосы, заставив издать жалобный писк. Зеленые глаза опасно сужаются, а голос облачается в шипение:
— И зачем, по-твоему, мне на острове еще девчонки?
Ему вполне хватает одной разряженной в мораль и вбитые в голову скучные правила лондонской леди. Давно бы уже пора перестать ей быть с перештопанной по три раза пожелтевшей сорочкой, спутавшимися волосами и грязью под ногтями вперемешку с запекшейся кровью — его, в основном. У миленькой с виду Пташки на диво острые когти.
Пэна интригует, как мальчишку-подростка (каким он и должен быть), насколько хватит выдержки Венди Дарлинг до того, как она полностью одичает. Не то чтобы он уже не держал ее в клетке. Но то — для личного успокоения. Пэн лишь с виду мальчишка, он на личном опыте знает, насколько опасны могут быть женщины, даже маленькие. Они заползают к тебе под кожу, пробуждают позывы похоти, необузданной страсти, чертовой привязанности. Выпустить Птицу-Венди к стае бушующих подростковыми гормонами Потерянным — равно посеять зерно хаоса, подорвать весь порядок, держащийся на жестокости, крови и страхе. Кто-то неизбежно проникнется жалостью, попадет под чары отдающих теплотой глаз, искусанных губ, мягких прикосновений. Неизбежно восстанет, бросив остальным — а главное, ему! — вызов. И все ради желания залезть к девчонке под юбку.
Абсолютно не то, что нужно.
Венди впивается отросшими ногтями в обвивающую ее руку, так намеренно удачно придавливающую грудь, и раздраженно восклицает:
— Не знаю! — Пэн явно оказывается недоволен ее строптивостью, и по телу растекается жидкая паника. — Ты просил предположение!
— Но не такое же глупое! — кривится он и резко поднимается на ноги.
Пэн сам не может определить, почему его так злит версия бестолковой наживки для братьев Дарлинг. Наверное, потому что не хочет признавать: Тень в последнее время ужасно распоясалась. Вечно пропадает в Темной Лощине с другими тенями, отзывается на зов с опозданием и, кажется, будто в зияющих белой пустотой глазницах залегло какое-то недовольное ожидание. Откровенно говоря, это бесит! Откровенно говоря, Пэну нужно спустить на кого-то своих собак. Этим «кем-то», естественно, становится «милая сердцу» Венди.
— Вставай! — жестко командует он и совершенно неподходящим образом галантно протягивает руку. Бросает пыль в глаза, притупляет бдительность.
Венди недоверчиво щурит глаза и вжимает голову в шею, смотрит снизу вверх исподлобья.
— Зачем?
— Проверим твою теорию, конечно же! — Пэн нетерпеливо трясет рукой, недвусмысленно намекая, что если Птица-Венди не пошевелится, у него закончится терпение, и ему придется тащить ее за волосы.
— Можно мне просто вернуться в клетку? — устало выдыхает она, прикрывая глаза.
Венди так устала от его издевательств, которые с каждым годом в Неверлэнде становятся все агрессивнее, что даже согласна на впивающиеся в кожу неровные палки и лютый ночной холод, гуляющий сквозь прутья. Все лучше, чем терпеть общество этого демона, — так она себе говорит.
Ее желание Пэна откровенно забавит.
— Моя дорогая Пташка соскучилась по своей клетке? — ехидно поддевает он. — Не волнуйся, я верну тебя на место. Но чуть позже.
Венди с горьким вздохом разлепляет глаза и с видом идущей на эшафот смертницы вкладывает свою руку в протянутую. Пэн тут же рывком поднимает ее, ноги путаются, запинаясь друг о друга, и она неуклюже влетает лбом ему в грудь, цепляясь за ткань рубахи на предплечье. Над головой слышится довольный смешок, а следом Венди подавляет отчаянный позыв вывернуться наизнанку — уже знакомый побочный эффект при магическом перемещении.
Все это длится не больше пары секунд. Голова перестает ходить ходуном, и Венди отодвигается от Пэна. Ему отчего-то очень нравится использовать против нее тактильный контакт: подавать руку, удерживать за плечи, шептать в уши злые слова, обнимая, касаться… Пэн вообще единственный, кто может ее трогать. Нельзя никому — даже Феликсу. И Венди до сих пор не может определить: в ужасе она от его вольностей и зла от вопиющей наглости или… благодарна.