— Кому бри? — спросила зеленоглазая официантка, подойдя к столу, переводя взгляд с него на Сюзи.
— Нам обоим, — быстро ответила Сюзи и протянула руку к тарелке. — Мы взяли одну порцию на двоих. Спасибо.
— Пожалуйста. — Алексу представилась возможность увидеть ложбинку на груди официантки, и перед ним появился бокал с вином.
На него вдруг навалилась такая усталость, что он готов был рухнуть на каменный пол, прямо в месиво из опилок и окурков. Возбужденный мозг не давал ему спать по ночам. Но толчок локтем под ребра вернул Алекса к действительности.
— По-моему, ты ей нравишься, — прошептала Сюзи, искрясь ямочками, и кивком указала на удаляющуюся барменшу.
— Да? — Алекс сделал глоток из своего бокала и скорчил гримасу: — Фу, какая гадость!
— Угу. — Сюзи в свою очередь попробовала вино. — Да, я — чудо одного стакана.
Вопрос по-прежнему требовал ответа: что делать и делать ли что-либо вообще? Своего поражения Алекс не мог признать, хотя и пробовал смириться с мыслью, что его отвергли. Но концы с концами не сходились. Он был уверен, что все было не так, как ему пытались представить.
Его гордость, его здравый смысл говорили ему: оставь все, забудь. Но над Алексом не властны были ни гордость, ни здравый смысл. Если бы Наоми была холодной, отстраненной, то тогда Алекс увидел бы, что больше не нужен. Но она, напротив, казалась обезумевшей от горя. Как это можно объяснить?
— …Понравилось бы, — говорила ему тем временем Сюзи.
— Прости, что?
— Та вечеринка. В «Ангаре». В субботу. Я бы советовала тебе сходить.
— А, спасибо. — Алекс снова отпил вина. Удивительно, как привязчив этот отвратительный вкус. — Боюсь, я не смогу пойти в эти выходные. — И в следующие, мог бы он добавить. И в любые другие выходные. Он попросту не был свободен, чтобы ходить на свидания. Его сердце было занято.
В это серое время года Лондон был очень нетребовательным городом. Он почти ничего не брал от горожан и приезжих, но и взамен мало что давал. Истощенный летним наплывом туристов, притихших перед рождественским сумасшествием, город бесцельно расползался в стороны в затхлом, многократно использованном воздухе. Парки не могли похвастаться великолепием, которое они приобретали в весеннюю пору, или в лунном свете, или когда иней серебрил их лужайки и газоны. Любители прогулок покидали парки толпами. Стулья и шезлонги были сложены и убраны до следующего сезона. Такси выстраивались в очереди на стоянках или курсировали по улицам с оптимистичным оранжевым огоньком «Свободно». Только самые бессовестные магазины посмели так рано начать ежегодную эксплуатацию праздничного настроения. Поэтому по тротуарам было возможно передвигаться относительно спокойно.
Целеустремленно шагая, Наоми оставила за спиной не меньше мили, прежде чем решилась сбавить скорость. К этому моменту они наверняка хватились ее. Сейчас они, должно быть, расспрашивают администраторов ресторана, обслуживающий персонал, друг друга. Через пять минут после ее ухода они ничего не заподозрили (красивым женщинам требуется время на прихорашивание). Через десять минут Питер Гарланд украдкой сверился с блестящим «Ролексом», а Ариадна — с пунктуальными маленькими «Картье». Разговор за столом, наверное, все чаще прерывался; они продолжали беседу рассеянно и натянуто, а в их головы уже закрадывались темные подозрения. Наркотики, делали они вывод, психическая нестабильность, булимия (что еще можно делать в туалете столько времени? Только колоться, глотать лекарства или вызывать рвоту).
В конце концов Ариадна пробормотала: «Прошу прощения» — и отправилась на поиски своей удивительно плавной походкой, будто катясь на роликах, не глядя ни вправо, ни влево, а только строго перед собой.
— Контракту крышка, — счастливо произнесла вслух Наоми. А затем, от избытка чувств, обратилась к ничего не подозревающему прохожему: — Значит, с этим все. Конец мечтам о славе и богатстве. Наконец-то вырвалась на волю; никогда раньше не чувствовала себя такой свободной.
Не имея в голове ни пункта назначения, ни карты, примерно через час Наоми очутилась на Оксфорд-стрит. С тех пор как она перестала бывать здесь, улица превратилась в смешение состояний: более важных и сдержанных возле Марбл-Арч, более дешевых и жизнерадостных по мере приближения к Тоттнем-Корт-роуд.
Где-то посреди Оксфорд-сёркус она остановилась, чтобы купить у уличного торговца газету в пользу бездомных, и ее внимание привлекли раздраженные, с размытыми лицами пассажиры подземки, поднимающиеся на поверхность из туннеля, куда их принесли поезда из различных точек на севере, юге, востоке и западе. Сколько лет прошло с тех пор, как она в последний раз проехала на метро? Когда в последний раз она садилась в автобус?
Наоми вдруг привело в восхищение то, как функционировала столица: общественный транспорт жил по каким-то своим законам, из пункта А в пункт Б добирались люди. А как хорошо они знали магазины! Они четко знали, чем отличалась одна торговая сеть от другой, мгновенно определяли соотношение цены и качества любого товара на уровне, едва доступном пониманию Наоми.
Идти мимо открытых дверей магазина означало проходить сквозь стены громкой рок-музыки. Там и тут прямо на улице перед магазинами стояли вешалки с одеждой, вынуждая пешеходов обходить их. Входящих в магазин встречала не уважительная тишина, а мужчина в униформе с недоверчивым и подозрительным взглядом.
С некоторой робостью, чувствуя себя чужой, Наоми позволила распахнутым дверям затянуть себя в суетливые внутренности одного из магазинчиков одежды. Там она потратила несколько секунд на то, чтобы изучить, что делают остальные посетители, а потом, смущаясь, стала копировать их. То есть она с безразличным видом ходила между многочисленными рядами платьев и блузок, вытаскивала время от времени вешалки с приглянувшимися вещами, прикладывала их к себе, склоняла голову так и эдак, жевала губы, оценивая качество изделий. В какой-то момент Наоми оказалась слишком близко к выходу и застыла в испуге, когда из-за нее сработала хитроумная система безопасности и заголосил электрический звонок.
Примерочные комнаты не предоставляли ни места, ни уединения, их заполняли порхающие локти и химический аромат дезодорантов. Скромные и вежливые сотрудницы магазина не умоляли Наоми позвать их, если понадобится помощь. Серое платье, которое она надела на себя, было сшито из какой-то грубой ткани, оно не было искусно скроено, не было аккуратно пошито, как кроились и шились платья от дизайнеров. Но какого черта! Смотрелось оно не так уж плохо. Правда, сквозь ткань проступали тазовые кости — как упрек ей за излишнюю потерю веса, но в этом не было вины производителя. А вот цена на этикетке стала настоящим откровением.
— Я бы хотела в этом уйти, — обратилась Наоми к девушке, чьей работой, похоже, было надзирать за процессом примерки.
Сначала за платье надо заплатить, равнодушно сообщила девушка. Снять защитные тэги. Она была необыкновенно красивой, эта молодая продавщица, примерно того же роста, что и Наоми, и тех же размеров, но в ней ощущалось больше силы и энергии. Она была чернокожей, а точнее, размышляла Наоми, с завистью разглядывая глянцевые щеки, золотистокожей. Белая кожа никогда не бывает такой великолепной, думала она.
Наоми присоединилась к шаркающей ногами очереди и, расставшись со смехотворно малой суммой, получила свое платье обратно — небрежно свернутое и уложенное в пакет.
Бормоча смиренные извинения за свое странное поведение и невнятные объяснения, она снова скользнула в примерочную и торопливо натянула на себя новое платье.
Клетчатая юбка от Феррагамо и черный свитер отправились в пакет. Золотистокожей девушке не хватило бы и месячной зарплаты, чтобы купить такие наряды.
— Держите, — сказала Наоми, выходя из-за занавески, встрепанная после переодеваний. Она сунула в руки опешившей продавщицы пакет со своими вещами и выбежала из магазина.