Светлана Демидова
Любовь по договоренности
Посвящается Кате…
Писателем быть плохо. Потому что надо постоянно писать. Даже тогда, когда совершенно не хочется. И еще тогда, когда ничего не хочется вообще. В принципе. Могут спросить: «Кто тебя заставляет?» Да никто! Даже редактор моего издательства не в силах заставить меня писать. Она лишь может сказать: «Ну вот как работать с автором, у которого проблемы с вдохновением?» Что надо понимать так: «Стоит мне только свистнуть, и набегут новые авторы, у которых с этим делом все в порядке! Свято место пусто не бывает!» И еще! Как говаривал отец народов: «Нэзамэнимых людэй у нас нэт!» В общем, у современных писателей не может быть проблем с вдохновением. Потому что они должны писать не в состоянии вдохновения, а на постоянной основе. Это ж у них работа такая! Например, инженер или учитель, или даже продавец моющих средств – они ведь не ждут вдохновения, а идут и работают каждый день от звонка до звонка. Вот и писатель должен… Впрочем, не писатель, а, как я помянула выше, – автор. Это раньше были писатели, штучный товар… Толстой, например, или Достоевский… Теперь авторы… Нет, писатели тоже, конечно, есть, но они где? Они заняты номинированием на Букера или еще какую-нибудь престижную премию. А пока писатели заняты, народу ж надо что-то читать. И вот тут выплывают авторы! То есть мы! Когорта! Пятая колонна! А что? Вдруг мы когда и ударим с тыла? Некоторые наши романчики вполне можно считать диверсией в стане великой отечественной литературы. Шпионажем мы, конечно, не занимаемся, ибо некогда: пять-шесть книг в год – это вам не шутки! Но саботаж иногда случается. Сегодня я нахожусь в состоянии саботажа, то есть злостно уклоняюсь от работы при соблюдении видимости ее выполнения. Как? Очень просто. Для редактора я пишу роман. На самом деле я его не пишу. Когда запишу – не знаю. Но не сегодня.
Сегодня я еду в гипермаркет «Всё!». Да, в магазин с таким самонадеянным названием. Думаю, что там действительно найдется все, что мне нужно. Запросы у меня самые непритязательные. Еду в маршрутке. В «Газели». Вы удивлены? Думали, что все писатели ездят на «Лексусах»? Ха! Ха! И еще раз – ха! Наивные вы люди, читатели! Как я вам уже доложила выше, не всякий автор – писатель! Не всякий писатель – автор! Ну… в том смысле, что своих произведений он, конечно, автор, но не более того. Авторы – особый род людей. Это ломовые лошади отечественной популярной литературы. Попсы, проще говоря. Массокульта. А жрецы массокульта и должны ездить в «Газелях», чтобы быть поближе к тем самым массам, для которых пишут. Я и одета соответственно. Черный пуховик в талию с опушкой по краю капюшона. Опушка из крашеного песца. Черные джинсы. Черные же шнурованные ботиночки на небольшом каблучке. Чтобы ноги не устали бродить по гипермаркету. В общем, я незаметная. Никто никогда не подумает, что я писательница. Однажды, не дождавшись, когда мне из издательства пришлют авторские экземпляры по почте, я купила собственный роман в магазине. Это было в самом начале моей литературной деятельности. Ткнув пальцем с кургузым ногтем в свой мааааленький портретик на «спине» книжки, где меня и родная мама не узнала бы, я сказала продавщице: «Это я!» Та, смерив меня презрительным взглядом, даже не удосужилась ответить. Еще бы! Писатели свои книги не покупают! Зачем это им? Писателям их литагенты авторские экземпляры в клювах приносят сразу после выхода. А вот авторам… особенно в начале карьеры… собственные книжки ой как нужны! Прямо не дождешься! Надо ж всем подарить: и друзьям, и родственникам! Хотя, например, мои друзья и родственники до моих книг не очень и охочи. Дамские романы – это моветон в хороших кругах. Вот если бы подруга писала интеллектуальную прозу, таким знакомством можно было бы и блеснуть, а про дамскую беллетристку лучше вообще помалкивать. Даже детективы котируются куда выше. А романы про любофф – это примитив, для узколобых молоденьких блондинок и брюнетистых старых дев на вечном выданье.
Вот я и еду в «Газели» в магазин. Поскольку он гипермаркет, то там, наверно, и книжный отдел имеется. Посмотрю, есть ли мои книги. Их почему-то вечно нет. Я часто захожу в книжные магазины. Из интереса. Не обнаружив своих книг на полках, подхожу к продавщице и спрашиваю:
– У вас есть романы Анастасии Кузнецовой?
– Посмотрим, – обычно отвечает продавщица, потому что ни мое лицо, ни фамилия Кузнецова ей абсолютно ни о чем не говорят. Она лезет в компьютер и через пару минут сообщает: – Было два экземпляра «Любви по блату», но уже нет.
Если вы считаете, что это я придумала такое название, то здорово ошибаетесь. Названия придумывают издательства, которые уверены, что «Любовь по блату» вызовет куда больший читательский интерес, чем, например, «Мужененавистница» или «День синих занавесок», мои родные, выстраданные названия. Мне кажется, что «Мужененавистница» – ничуть не хуже такого классического варианта, как, допустим, «Герой нашего времени». Да! Чем мужененавистница не герой нашего времени? Еще какой герой! Или вот есть такое всем известное произведение «Обрыв». Или «Обломов». Нам же, авторам, ни за что не позволят назвать свой роман, к примеру, «Синюкова», или «Мария Сидорова», или хотя бы «Кортик». «Занавески» тоже не сгодились… А между прочим, я сама скорее заинтересовалась бы занавесками, чем любовью по блату, но… может, издательству лучше знать, что купят, что нет.
На самом деле я вовсе не Кузнецова. Я Осипчук. Да, Анастасия Николаевна Осипчук. Но авторы – они не писатели, а потому должны иметь псевдонимы. Русские, поскольку являются винтиками и гаечками русского издательского бизнеса. Осипчук нынче фамилия заграничная, а потому мне пришпандорили Кузнецову. Без отчества. Да. Даже в выходных данных книги вы не найдете отчества Анастасии Кузнецовой. У нее никогда не было отца, потому что ее родило издательство! Сразу взрослой дамой в крашеном песце. Впрочем, русские фамилии были в моде в качестве псевдонимов, когда я только начинала свой путь в литературу. Нынче перешли на такие пафосные и звучные, как Дорн-Гаше, Тренц-Але и им подобные. Я поторопилась к раздаче, а потому быть мне вечно Кузнецовой.
Хотя опять-таки никто не заставляет меня ею быть. Я вполне могу выкинуть эту Кузнецову из головы как страшный сон, навсегда вернуться в ипостась Анастасии Осипчук и отправиться, например, преподавать русский язык в школу. А что? Мое филологическое образование это позволяет. И ведь никто никогда не заподозрит, что Кузнецова и Осипчук – одно и то же лицо…
– Разрешите… – Мужской голос прервал мои размышления на особо трагическом месте, когда мне уже сильно хотелось всплакнуть над собственной вдребезги разбитой жизнью.
Я оторвалась от заоконного городского пейзажа, на который бессмысленно пялилась, прибрала под сиденье свои не слишком длинные ноги и уставилась на вошедшую в «Газель» пару. Мужчина и женщина пытались удобно расположиться прямо напротив меня. Лицом к лицу. Не друг к другу, а ко мне. Вообще-то я терпеть не могу сидеть с кем-либо нос к носу, но особенного выбора нет, когда садишься в маршрутку не на кольце. Одно свободное место, правда, еще было, но рядом с бабусей, которая везла на своих остреньких коленках синюю эмалированную кастрюлю, из которой во все стороны топорщило ветви невероятно густое домашнее растение неизвестного мне вида. Сидеть в этом кусте мне не улыбалось. И вот теперь я не могу вытащить свои нижние конечности из-под сиденья, поскольку пространство, предназначенное для ног, плотно занято четырьмя чужими.
Если б я была нормальным человеком, то, все же с горем пополам угнездив собственные ноги между соседскими, погрузилась бы обратно в прерванные думы или в какие-нибудь другие, более приятные. Впрочем, нет! Более приятные – это не мой профиль. Я люблю расковыривать свои раны и упиваться болью. Ментальность такая. В страданиях – особая драматургия. Радость – она глупа и быстротечна! Из нее роман не слепишь! Да, вы, которые еще никогда не читали книг Анастасии Кузнецовой, правильно догадались: я пишу с уклоном в достоевщину. В самом худшем смысле, который вкладывают в это понятие. Непременные атрибуты моих романов – слезы, заломленные руки, самокопание, самобичевание и ужасно несчастливое стечение обстоятельств. Меня часто ругает редактор. Она говорит, что читательницам нужны светлые и счастливые истории любви, потому что страданий и в жизни хватает. Да, ругает, но почему-то принимает мои опусы… Может, читательницы все же не прочь утвердиться во мнении, что не только они так несчастливы в этой жизни. Сотни других женщин вокруг находятся аккурат в таком же состоянии, а потому несчастливость – один из вариантов нормы. После этого осознания им, читательницам, возможно, легче жить. В тесной компании с другими, такими же. Плечом к плечу. Ноздря в ноздрю. Строем. Пятой колонной!