Выбрать главу

В качестве главного конюшего Вильерс заведовал всеми лошадьми и псарнями короля. Можно представить себе, сколько счастливых часов, подобно Людовику ХIII и Люиню, провели они вместе на охоте или в манеже, где Джордж поражал короля совершенством своей верховой езды. Впоследствии в замке Апторп был обнаружен потайной ход, который вел из комнаты Вильерса в покои короля. Между ними велась обширная переписка, довольно хорошо сохранившаяся. Вот что писал Джордж Вильерс своему благодетелю:

«Дорогой папенька и друг!

Хотя я и получил не то три, не то четыре письма с тех пор, как написал вам, я нисколько не медлю, мысленно отослав вам сотню ответов. Однако никакой из них не смог удовлетворить меня, ибо никогда пишущий не получал столь нежных писем от своего наставника, никогда великий король не опускался столь низко до своего ничтожнейшего раба и слуги вплоть до того, чтобы написать ему в манере друга, употребляя выражения, выказывающие большую заботу, нежели та, которую слуги получают от своих хозяев, а больные – от своих лекарей…; более нежности, нежели родители проявляют к своим чадам; более дружбы, каковая существует между равными; более любви, которую можно найти между любящими в наилучшем примере, то есть между мужем и женой.

Что могу я дать взамен? Только молчание, ибо если я заговорю…, я буду должен сказать: источник всех милостей, мой добрый друг, мой врачеватель, мой творец, мой друг, мой отец, мое все, я смиренно благодарю вас из глубины моего сердца за все, что вы сделали и все, что я имею. Посудите, настолько такой язык недостаточен для этого повода, если вы примите во внимание того, кто его имеет и того, кому он обязан. А теперь скажите, что у меня не было причины хранить тайное молчание до настоящего времени. Настало время отозваться под угрозой совершить оплошность утомить того, кто никогда не утомляется делать мне добро. На этом я заканчиваю…

Ничтожнейший раб и пес вашего величества
Стини».

Даже сквозь изысканные до манерности цветистые обороты речи учтивого придворного просматривается искреннее желание молодого человека выразить благодарность своему благодетелю. В скобках следует обратить внимание на некоторую особенность употребления слова «пес» (dog) в то время в Англии. Известно, что до периода творчества отца английского языка поэта Джеффри Чосера (1340–1400) местная знать разговаривала по-французски, а народ – на неимоверном смешении местных диалектов. По прошествии полутора веков явился поэт и драматург Уильям Шекспир (1564–1616), продолживший дело Чосера и его сподвижников, значительно обогатив язык и утвердив его прочное положение наряду с основными в Европе. Так что теперь он активно развивался обычным путем, пополняясь не только за счет вклада ученых и образованных людей, но и простонародья. Кстати, в описываемое время в разговорной речи слово «пес» употреблялось также для обозначения лица мужского пола, «чьи услуги покупаются для совершения греха противоестественным образом» – мужские бордели в Лондоне существовали со времен пребывания страны в статусе провинции Римской империи. Безусловно, употребляя слово «пес», Бекингем хотел подчеркнуть свою безграничную преданность благодетелю, но, думаю, читателю нелишне познакомиться с такой интересной деталью развития этого великого языка.

Покорение принца

По прошествии пары лет после воцарения Джорджа при дворе, казалось, лишь один подданный короля бунтовал против фаворита: им был Карл, принц Уэльский, наследник короны. Он, родившийся в 1600 году, был на восемь лет моложе Джорджа и на шесть – своего брата Генри-Фредерика. Карл являлся любимым сыном своего папеньки, который с удовольствием лично занимался его образованием. В результате в нем странным образом уживались совершенно противоположные качества: гордость и робость, непримиримость и щепетильность, упрямство и нерешительность, холодность и чувствительность. Он был деликатен, немногословен и обожал учение. Принц очень серьезно воспринимал свою миссию божественного права на королевскую власть и жреческое предназначение в качестве главы англиканской церкви. Он относился к своему старшему брату как к истинному божеству. Преждевременная внезапная смерть Генри-Фредерика породила в сердце Карла тоску по прекрасному, сильному и блестящему другу из когорты тех, вокруг которых робкие юноши возводят настоящий культ.