Невеста была недурна собой (ее можно было бы назвать красивой, кабы не длинный нос, который Ван Дейк слегка подправил своей волшебной кистью), мягкого нрава, являлась одной из самых богатых наследниц Англии, но навсегда осталась в плену чар, наложенных на нее любимым супругом. Обычно приводят выдержки из ее писем мужу:
«…Если бы каждый выказывал в отношении вас лишь четверть моей любви, вы были бы самым счастливым человеком в мире, но это не представляется возможным…»
«…Да вдохнет в меня Господь достаточно признательности за дар, каковой он преподнес мне!…Я клянусь любым способом сделать себя достойной вас!..»
«…Не существовало доселе в мире ни одной женщины, которая любила бы мужчину так, как я люблю вас…»
Джордж, этот законченный эгоист, был тронут такой любовью и отвечал своей жене тем же. Безусловно, он не отказывался от мимолетных удовольствий, но, по крайней мере в течение первых пяти лет супружеской жизни он оправдывал слова Кэтрин: «Не существует в мире лучшего мужа, нежели вы!» Бекингем был настолько уверен в слепой преданности жены, что имел обыкновение рассказывать ей о своих похождениях. Как реагировала на это его супруга, видно из ее письма:
«…Вы на самом деле такой хороший муж, что один грех не превращает вас в великого виновника… Надеюсь, что Господь простит вас, и уверена, что вы не повторите сего».
Что совершенно точно – так не существовало и лучшего отца. Господь благословил эту счастливую чету пятью отпрысками: Мэри (1622), Жаклин (1623; получила это редкое имя в честь короля, ее крестного отца), Чарльз, граф Ковентри (1625), Джордж (1628) и Фрэнсис (родившийся уже после смерти отца в 1629 году). Жаклин и Чарльз умерли в младенчестве, Джордж появился на свет всего за несколько месяцев перед гибелью фаворита. Бекингем излил свою любовь прежде всего на Мэри, которую в семье нежно звали Молль.
Девочка унаследовала красоту и обаяние своего отца. Она с детства умела завоевывать благосклонность людей. Ей было всего четыре года, когда Джордж брал ее с собой на важные дипломатические совещания, зная, что эта малышка могла смягчить сердца самых несговорчивых его врагов.
Королю Иакову пошел шестой десяток, старик ослабел, стал слишком чувствителен и нуждался в ласке и заботе. Он был тронут семейным счастьем своего Стини, Кэтрин стала его любимой дочерью, Молль – внучкой. С годами привязанность короля только усиливалась. Прошло то время, когда он разделял со своим молодым фаворитом удовольствия охоты и ночных пирушек. Теперь Иаков наслаждался радостями чужого семейного очага.
«Дорогое сердце!
Благословенны, благословенны, будьте благословенны, мое нежное сердце и вся его семья, за прекрасную свору молодых псов, присланных мне…, и Господь да вознаградит моего главного конюшего за обеспечение меня такими красивыми и послушными лошадьми. Не забывай с осторожностью пребывать на свежем воздухе (Бекингем лишь недавно оправился от болезни) и, ради Бога и меня, держи в тепле голову и плечи… Люби меня все больше и больше. Господь благослови тебя, а также мою дорогую дочь и мою крестницу (Жаклин) для счастья твоего дорогого папочки.
Таких писем было множество, и супруги Бекингем иногда отвечали на них совместно. Порой леди Бекингем одна благодарила за присланные сливы, виноград, дичь, сласти и сообщала новости о Молль. Тут уместно упомянуть, что через непродолжительное время после свадьбы Кэтрин без особого шума вернулась в лоно католической церкви.
В некоторых письмах короля уже наблюдаются признаки того, что Иаков начинает довольно рано несколько выживать из ума. Примером этого является письмо, приведенное ниже, которое выставляет старика фигурой, достойной осмеяния; похоже, сам автор осознает это и просит получателя никому не показывать его.
«Мое единственное нежное и дорогое дитя!
Я нынче так несчастен и вял, что не занимаюсь ничем, кроме как лью слезы и скорблю. Я призывал в свидетели небо, после полудня долго ездил верхом по парку, ни с кем не разговаривая. Слезы ручьями текли по моим щекам, как они и текут в настоящий момент настолько обильно, что я с трудом могу писать. Увы! Что я буду делать, когда мы расстанемся? Единственное утешение, которое я буду иметь, так это наблюдать твои недостатки глазом врага, превращать каждый пригорок в гору и, таким образом, закалять свое сердце против твоего отсутствия. Но эта небольшая зловредность смахивает на ревность… Ибо она порождена любовью, она не имеет иной цели, кроме любви.