Ненависть и к люду.
Свет
– Своих детей я не забуду. И помогать велю ребёнку!
И не велел, когда б не доверял. Ещё протянет зло ручонку.
Когда же Мрак обидки забывал?
Листар
– Нам полюбилась детка эта, и знаю я через года пополнит
Войско она Света, придет служить и Талы череда.
Поговорив еще недолго, совет, приказы маг внимал.
Но дел у Света было много и попрощавшись он пропал.
XXII
Изнемогая принц уж плыл,
Но снова братство подгонял разгорячённый его
Пыл. Свалилось бремя на друзей, когда б тянул их груз тяжёлый.
Но их любовь была сильней. Вот так и шёл до корабля
Сплошной стеной отряд гружённый,
В зубах спасение неся.
На том же месте бриг качался,
Чарльз якорями ж приковал, раз он дождаться
Обещался. Ну а зачем? И сам не знал. Но, наконец, он, слыша
Зов, за борт взглянув, увидел Тина. Когда б он множество плодов
К веревке сброшенной крепил. Плескалась рядом и
Корзина, в какой и поднят сам он был.
Чарльз
– Уже надежду потерял. Уже казался ты виденьем.
Тин
– Поверь, почти себя загнал, ведь путь не близок за спасеньем.
Я жизни плод принес слуге, подсушит солнце его к ночи.
Ты держишь молодость в руке, увидят чудо завтра очи.
И Чарльз от радости запел.
И в каюту на сей раз восполнять пошли
Пробел знаний скудненький запас. А потом Тин занимался
Долгожданным сном, приятным. А Чарльз? Сидел и наслаждался. Коль
Весть о леди несравненной и ребенке самым славным наполняла душу верой, Что встреча их не за горами, что счастье им возвращено и отдаляется оно
Всего лишь несколькими днями. И вся команда корабля вдруг весёлый Слышит глас. Он, наконец, отдал приказ: «Братва, сушите якоря!»
И, все с улыбкой на устах, в путь отправились
Умело, силы черпая в ветрах.
Но шёл закат в права свои,
Неуклонно ж вечерело. И вскоре зов исчез
Любви, и пропала страсть на время, обещав вернуться
Утром. Но жуткий след на жертве бремя, на здоровье его хрупком
Наложило в этот раз. Немощь к койке приковала, смерть над ним уже витала, Дав отсрочку ещё с час. И чуя гибели опасность, Бон, ослепший уж,
Прощался. А Чарльз понять его пытался, коль слова
Глушила слабость: «Я ухожу, мой господин,
Туда, откуда нет возврата.»
Тин
– Помощник нужен нам один, проследить за хворым надо!
Поднял глаза Тин голубые,
И боцман вызван из толпы. Но видел он чубы седые,
И слышал он слова мольбы. И, предвидя наказанье, (маг такого б
Не одобрил) старой гвардии собранье в едком
Смоге он устроил.
И в том волшебном полумраке
Войны летопись смотрели, в этой газовой атаке.
Годы, месяцы, недели одним долгим плыли сном. Но в течении
Обратном проживали страхи в нём. Вспять неслись событий град, и покос
В деньке прохладном, и любовь, и боль утрат. И видел Бон себя
В доспехах снова сильным, молодым, когда б
Отпор давал в набегах он рядом
С другом боевым.
Но озарённый небосклон
Остановил их дивный сон. Затем из
Кубрика дымок прогнался свежим сквозняком.
Дабы и Чарльз их видеть мог, и слышать возгласы кругом.
Как хохот радости раздался, коль шуткой вызван гомон общий, когда б Штаны держа, ругался, толстяк вернувший облик тощий. И встал навстречу Ему Бон, и они обнялись крепко. Стал, как бык, слуга силён, появилась
В нём и хватка. Ясный взор бросал он цепко на причины
Беспорядка. Так верный друг вернулся к Чарльзу:
И отец, и раб, всё сразу.
XXIII
Но вдруг последовал толчок,
И забурлили в пене волны. И слышит Чарльз,
Упавших стоны, как сделал парусник кивок. К нему неслись
И Бон, и Тин, пред неизвестностью очнулась в них отвага, когда явилась
Из пучин живая, гибкая коряга. Вооружался тут же люд, повидавший
В жизни рой послов беды из толщи мрака. Однако, их щадя
Покой, шутить не стал уж боле спрут.
А Бон закрыв собою Чарльза.
Знал, последней будет драка. Что в глубины
Моря скоро их утащит эта масса, где устроит пир обжёра.
И все взирали пред сраженьем, как тянуло ноги диво угрожающим Движеньем, плавно, медленно, лениво. Но в преддверье смерти вдруг
Бон увидел из воды монстром поднятый сундук. И, словно
С яблони плоды, и второй, шестой, восьмой
На корму упали щедро.
Бон
– А что отдал нам див морской?
Тин
– То, что скрыть пытались недра.
Сказав, он голову склонил,
Чем всех немало удивил. И, подражая, Бон
И Чарльз преклонились перед спрутом. И толпа не растерялась.
Вся команда в тот же час, дорожа своим приютом,
На коленях оказалась.