лучше, чем я мог себе представить. Но они не понимали правду всего этого. Они не
считали, что я был влюблен в тебя.
Я даже не думаю, что ты верила в это. Но я, конечно же, верил в это, даже более
чем когда-либо. И любовь заставляет нас делать глупые вещи.
Ты бы назвала это непредусмотрительностью, но я вижу теперь, что было
безрассудно и импульсивно с моей стороны просить тебя переехать в Испанию. Я
должен был подождать, когда окончательно завершится развод. Я должен был
подождать до тех пор, когда ты закончишь учебу.
Я был глуп и очень эгоистичен, а еще испуган. Я мог видеть только тебя, думать
только о тебе. Я просто так сильно хотел, чтобы ты была здесь, и боялся, что, если
буду ждать, то ты оставишь меня. Ты бы нашла кого-нибудь лучше, кого-нибудь своего
возраста с меньшим багажом. Иногда меня удивляет, что ты вообще могла хотеть
меня.
Но ты хотела. Ты согласилась приехать сюда, и даже притом, что в глубине
души я понимал, что было бы лучше для всех, если бы мы подождали, когда все
утрясется, я рискнул. Я бы прошел по горящему углю ради тебя, лишь бы держать тебя
в своих руках. Я бы поставил под угрозу целый мир, лишь бы только снова оказаться в
тебе.
Я должен повести себя по-взрослому в данном случае. Я должен был знать лучше.
Но мое сердце говорило за меня. Я привез тебя сюда, прямо в огонь. Я думал, что мог бы
укрыть тебя от высокой температуры, что мог бы защитить тебя, что мог бы
выдержать ад с тобой, благополучно находящейся рядом.
Но я был неправ. И из-за моего безрассудства, ты должна была страдать. Я
должен был страдать. Моя дочь должна была страдать. Все страдали.
И ты ушла.
Следующая ночь после того, как ты увидела нас с Изабель, была самой трудной
ночью в моей жизни, труднее, чем ночь, когда мы занимались любовью в Лас Палабрас, зная, что на следующий день должны попрощаться.
Я никогда не хотел, чтобы все произошло именно так. Я никогда не хотел, чтобы
Изабель видела тебя, чтобы ты видела ее. Я знал, что ты уже испытывала чувство
вины, и я знал, что Изабель только бы навредила. Она красивая женщина и по-прежнему
молода. Но видя тебя — настолько свежую и сияющую так ярко, это только бы
уничтожило ее, она ощущала бы себя старой, слабой, бесполезной. Эти чувства
превратились бы в гнев, а ее гнев — сильная и опасная вещь...
Но ты спустилась в фойе, я не могу обвинить твое любопытство — и вы двое
встретились. Изабель была разбита, и ее пьяный гнев взял над ней верх. Ты могла только
смотреть.
Я мог только смотреть.
Я хотел защитить тебя. В моем сердце я так и делал. Но, чтобы ты это увидела, не сделал. Я не мог.
Я говорил тебе, что однажды мне придется выбрать между тобой и Хлоей Энн.
Я полагаю, что именно в тот момент я и должен был сделать этот выбор. Я должен
был быть на стороне Изабель. Я не мог выбрать тебя, потому что, если бы я сделал
это, то потерял бы весь контакт с Хлоей Энн. Я был во власти Изабель, был ее
игрушкой.
Это сложно. Это так сложно. Все эти нити и узлы обернуты вокруг всех наших
шей, связывающие нас друг с другом. Если один делает какие-то шаги, другой чувствуют
это, теряет воздух. Я защитил Изабель, и веревка затянулась вокруг твоего горла. Если
бы я защитил тебя, веревка разорвалась бы между мной и моей дочерью.
Я не могу ожидать, что ты поймешь. Тебя трудно предсказать. Ты не должна
делать ужасный выбор – а, может, и уже делаешь. Может быть, ты только что
сделала свой собственный ужасный выбор, оставив меня. Все, что я могу сказать, нет
никакого выигрыша. Как можно выбрать между собственной плотью и кровью и
любовью твоей жизни? Ты не можешь на самом деле... Я мог бы сделать выбор только
потому, что Хлоя Энн маленькая и нуждается во мне. Она не поняла бы моего выбора.
Но ты, Вера, ты могла бы понять. Ты могла бы увидеть, что со мной происходит. Ты
могла бы простить меня.
Пожалуйста, прости меня.
В ту ночь я вернулся домой. Я не чувствую, что должен заверять тебя, что
ничего не произошло между мной и Изабель, но ничего не произошло. Я разговаривал с
Хлоей Энн. Я пытался договориться мирно с Изабель, насколько это было возможно в ее
нетрезвом состоянии. Я хотя бы заставил ее успокоиться. Я спал на диване.
Следующим утром я проснулся рано и сделал завтрак. Мы втроем сидели как
семья, в последний раз. Изабель ужасно страдала от похмелья, но она смягчилась.
Пожалуй, она, наконец, увидела, что все было кончено, что нет уже никаких нас, нет
возврата. Что сделано, то сделано.
Таким образом, мы натянули грустные улыбки и ели, и Хлоя Энн была так рада
видеть нас всех вместе. Наши улыбки стали печальнее.
Тогда Изабель отвезла меня домой.
Ты видишь, любовь — странная вещь. Она может полностью исчезнуть. Она
может покинуть тебя, уйти так далеко, что станет просто отметкой на горизонте, и
ты задумываешься, как же вы когда-то в самом начале чувствовали любовь. Но даже
когда она уходит, остаются обломки. Есть следы. Ты можешь уничтожить дом и
разрушить его до основания, но ты увидишь углубления в земле, так как почва
отличается там, где когда-то был дом.
Мы говорили с Изабель в течение длительного времени. Она все еще была сердита, обижена, и как я полагаю, будет такой еще долго. Я бы тоже был на ее месте.
Возможно, еще одна вещь делает все гораздо сложнее, то, что я знаю, как другие видят
меня, что то, что я сделал, считают предосудительным. Но она начала потихоньку
принимать новую реальность. И в нашем разговоре о прошлом и настоящем, о будущем, я видел останки того, что когда-то было, видел призрак нашего брака, то время, когда у
нас было немного надежды друг на друга.
Я не влюблен в Изабель. Я влюблен в тебя. Я даже не люблю Изабель. Я люблю
тебя. Но на тот момент я заботился о ней больше, чем когда-либо раньше. Я
беспокоился за нее. Я хотел сделать все правильно, хотя это казалось невозможным.
Может быть, это потому, что я знал, что это был действительно конец, и это было