Когда Рая уже ушла, я вспомнила, что Алла, с которой я подружилась во время своей практики, говорила, что переходит на руководящую работу, чуть ли не в администрацию, и решилась ей позвонить.
Звонку моему она не удивилась, правда, до конца не дослушала. Буркнула что-то маловразумительное, и отключилась. А через пятнадцать минут уже сидела с Мишкой на руках в моей кухне.
Вот когда я расплакалась! Держалась, держалась и не утерпела.
Алла хмуро посмотрела на меня и сказала:
— Ну, вот что, подруга, роскошь поплакать ты себе сейчас позволить не можешь. Насколько я знакома с твоим мужем, сволочь он изрядная и мозги и нервы тебе еще потреплет. Я понимаю, ты у нас идеалистка. Думаешь, объявила мужику, что ваша встреча была ошибкой, и он пойдет, солнцем палимый? Нет, либо ты его плохо знаешь, либо не знаешь вовсе.
Она весело потрясла Мишку, отчего он, по обыкновению, хрюкнул от счастья, и повернулась ко мне:
— Командовать парадом буду я. Не дрейфь, на работу устроим, куда ваш заковыристый директор денется, от мужика твоего отобьемся. Придется вам с Мишкой пока у меня пожить, заодно здесь ремонт кое-какой сделаем, я людей пришлю. Завтра я к тебе человека одного подвезу, зовут Анатолий Николаевич. Он адвокат, и поможет нам.
Весь следующий месяц вокруг нас с Мишкой кипели страсти. Опомнившийся Слава требовал возвращения жены и сына, и на Аллу давили со всех сторон. Она только посмеивалась.
Анатолий Николаевич оказался действительно толковым адвокатом. Выяснилось, что все акции и все имущество записано на меня (прав, ох как прав был старик-нотариус!), и адвокат добился того, что меня полностью оставят в покое в обмен на подпись в документе, определяющем наши дальнейшие семейно-брачные и имущественные отношения. Документ был составлен очень хитро, и нарушать условия договора для Славы было крайне невыгодно.
Развод мы пока оформлять не стали, Слава получил возможность общаться с сыном, а я утвердила свое право вести с мужем раздельную жизнь. На этом жизненном этапе меня все устраивало.
Жизнь наладилась. Я вышла на работу. Проблема с нянькой решилась сама собой: Ирина Ивановна с удовольствием согласилась за ним присматривать четыре дня в неделю. После уроков я забирала Мишку, и мы гуляли в городском саду.
Как-то, уже в начале марта, я обернулась и увидела, что у парковой решетки стоит Слава.
Я подошла, поздоровалась. Мишка, увидев отца, засмеялся, протянул ему шишку, которую мы с ним только что подобрали на одной из дорожек.
Слава тихо спросил меня:
— Как ты?
Я кивнула.
— Спасибо, что не стал меня беспокоить. Вообще, спасибо тебе за все.
— Это за что же?
— За Мишку, за маму, за то, что был со мной так нежен. Я очень тебе благодарна, и жаль, что так все у нас вышло.
Он нахмурился:
— Это и сейчас зависит только от тебя. Скажи одно слово, и все будет по-прежнему…
— Слава, по-прежнему уже никогда и ничего не будет. И ты, и я это хорошо знаем.
Он помолчал, спросил:
— А почему ты упомянула маму?
— Ну, ты, в тот наш разговор, упомянул о том, что я не простила маме второго замужества, и я позвонила ей. У нас теперь все хорошо, на Рождество они с Грантом приезжали в гости, познакомились с Мишкой. Знаешь, Грант очень любит маму!
Он с тоскливым интересом покосился на меня, полез в карман за сигаретами.
— Кажется, ты становишься взрослой. Может, и у меня есть надежда?
Я пожала плечами. Мишка потянул меня за руку, и мы пошли с ним по дорожке. Я не выдержала, оглянулась: Слава так и остался стоять около решетки.
Меньше чем через месяц после той нашей встречи Славу убили.
Я возвращалась домой после злополучной презентации. Мишку забирать было поздно, он давно спал. Мы с Ириной Ивановной договорились, что, если я задержусь, заберу его завтра.
Стянула платье, убрала жемчуг в сафьяновый футляр. Без Мишки было скучно.
Время было довольно позднее, и я решила ложиться.
Постояла в душе, закуталась в махровое полотенце и пошла в кухню за яблоком. Отряхнув его от воды, босиком направилась в спальню.
— Рад, что ты следишь за здоровьем, — насмешливо произнес Герман.
Я замерла с открытым ртом.
Он развалился в кресле, стоящем у окна, и нахально рассматривал меня. Видно было, что устроился с удобствами.
Я пришла в себя.
— А тебя не учили, что приличные люди предупреждают о своем визите?