Я коротко сказала:
— Это он и был.
— В общем, не знаю, чего ты добиваешься, но события разворачиваются интересные. Кстати, по данным реестра держателей акций, приличную часть оставшегося пакета акций комбината перекупил твой новый друг.
Я ахнула:
— Сиротенко?!
— А что, у тебя еще один друг завелся?
— Подожди. Что значит «перекупил»?
— А то и значит. Он через доверенных лиц сделал предложения бывшему заму по науке и бывшему директору, и они не смогли ему отказать. А вот коммерческий директор, Игнатенко, кажется, смог: его уже два дня ищут, супруга льет слезы, говорит, отлучился ненадолго и не вернулся.
Руководство комбината я знала лично, жили они все в том же поселке, что и мы со Славой. Игнатенко я тоже знала, была знакома и с его женой. Какие-то у него со Славой были общие дела. Мне он никогда не нравился, человек он был скользкий. Молодой, но уже довольно лысый, причем лысину тщательно маскировал остатками волос, он вечно заискивал и лебезил. Жена его была довольно упитанной молодящейся особой, и тоже мне не нравилась. Но убивать его — это было слишком!
— О, Господи!
— Так что прошу тебя: будь осторожна. Миндальничать с тобой, если ты пойдешь против, там никто не будет.
— Послушай, мне бы надо знать, какие там завтра прозвучат программные заявления. В двенадцать часов дня я включу телефон, и ты мне расскажешь, что знаешь.
Прихватив для верности кофточку, я спустилась вниз.
Вечер был теплый, все сидели на террасе.
Нина посмотрела на кофточку и удивилась:
— Замерзла?
— Да, немного.
Я уселась на плетеный диван, Лена с Мишей привалились ко мне с боков.
Пользуясь наступившими сумерками, я посмотрела на лицо Сиротенко: ни озабоченности, ни расстройства я не углядела.
Ребята обсуждали недавно проходивший чемпионат по боксу. Как я поняла из разговора, Сиротенко когда-то, много лет назад, работал тренером, а потом перешел на работу в спортивный комитет, где его и застала перестройка. Наверное, он был талантливым спортсменом и тренером был хорошим, ребята его слушали, как гуру. Впрочем, талантливые люди талантливы во всем.
Мишка начал тереть глаза, и я поднялась.
Леонид Яковлевич поднял голову и спокойно сказал мне:
— Завтра к десяти часам вечера будь готова: я повезу тебя в одно место. Ничему не удивляйся, делай то, что велю. Оденься нарядно, мне это нужно. Я пришлю за тобой машину с ребятами. — Увидев что-то на моем лице, тихо сказал: — Обещаю, что у тебя все будет хорошо.
Я замерла.
Он неправильно понял мои колебания:
— Боишься? Если не хочешь…
— Нет, я не боюсь. У меня здесь нет нарядных платьев, может быть, я могла бы заехать домой…
— Нет. Завтра я пришлю кого-нибудь из ребят со шмотками, выберешь себе платье и обувь. Если нужно еще что-то, только скажи, все привезут.
Я кивнула. Спать ушла пораньше, но проворочалась без сна часов до трех.
Едва дотерпев до двенадцати часов, я рванула к телефону.
Алла хмыкнула:
— Ритка, ты — сплошное недоразумение! Могла бы догадаться и включить телик — сегодня по всем каналам в новостях показывают твоего приятеля. Кажется, ты хотела послушать программные заявления?
— Ладно тебе, по-быстрому расскажи, что в городе происходит. А новости я потом посмотрю.
— А ничего не происходит. Народ успокоился, от площади перед институтом потихоньку оттянулся, митинговать никому неохота, тем более, что сегодня жара в городе стоит ужасная. Все-таки, несмотря на то, что бандит, у твоего Сиротенко авторитет в городе немаленький. Уж не знаю, как он пробрался в здание института через журналистов и милицию, а только увидели его, только когда он вышел на балкон. Народ сразу смолк, ему даже ждать особо не пришлось. И он объявил, что отныне у комбината новые хозяева, что никаких увольнений не планируется. Зарплату работникам задолжали за пять месяцев — обещал с завтрашнего дня начать поэтапное погашение. Ну, как все политики, обещал, что обновит производство, подгонит каких-то инвесторов в научную часть и прочую бодягу. Что удивительно, народ ему верит, как же, его папаша в свое время, этот завод строил и работал там до пенсии.
— Подожди, а кто за ним стоит? Что за новые хозяева?!