В нос ударил сильный запах благовоний. Пряный, сладкий аромат укутывал, заполнял легкие, садился на одежду. Легкая дымка витала во всем храме, в слабом свете свечей, она была таинственной и прекрасной. От чадильниц, где и лежали крупные камни желто-розового ладана, поднимался причудливый столб дымка. Он крутился, заворачивался, плясал… завораживающее зрелище.
— Нина! — эхо вознесло возглас подруги к потолку храма. — Я так рада тебя видеть!
Наплевав на все нормы приличия, Катарина подбежала ко мне и крепко обняла.
— Ты пришла… — выдохнула она.
— Не могла не прийти. Это такой важный для тебя день.
Я взяла ее дрожащую ладонь, чтобы она чувствовала мою поддержку. Ее голос дрожал, как и все тело.
— Ты прекрасно выглядишь. Платье просто восхитительное!
— Правда нравится? Эрни оплатил, — она покружилась, чтобы показать всю прелесть кружев.
Белое, расшито жемчугом, с длинными рукавами и закрытым горлом. Настоящее помолвочное платье.
— Оно восхитительное. У Эрни определенно есть вкус. У меня для тебя тоже подарок, — я полезла в ридикюль, достала оттуда маленькую коробочку из белого бархата и отдала подруге.
Катарина медленно открыла ее и ахнула, поднеся ладонь к губам.
— Я не могу их принять. Они неприлично дорогие.
— Не буду отрицать, но они идеально подходят к твоему платью. Жемчуг, как признак невинности. Мне его никогда не надеть, так почему я не могу порадовать свою единственную подругу? Надевай и не спорь.
Ее руки затряслись еще сильнее, а в глазах, полных благодарности, заблестели слезы. С большим трудом, она вдела крупные горошины жемчуга и материализовала перед собой крохотное полупрозрачное зеркало.
— Нина, они прекрасны! Спасибо тебе огромное! — поддавшись порыву, она снова обняла меня.
За спиной раздался притворный кашель. Катарина вздрогнула и отстранилась. Я с трудом подавила смешок: она вела себя так, словно ее застукали за объятьем с парнем, а не с подругой. Не спорю, последнее тоже порицалось, но не было наказуемо.
— Катарина, церемония начнется через пару минут, а ты здесь.
— Прости папочка. Нина преподнесла мне подарок, — под грозным, но любящим взглядом отца, Катарина замолчала и ушла в сторону небольшой двери.
— Асита Нинаэль, вы можете пройти ближе к алтарю и занять понравившееся место слева.
— Спасибо, святой отец.
Медленно, все еще рассматривая храм, пошла к первому ряду лавок. Там уже сидела женщина и судя по чертам лица, мама Катарины.
— Можно?
Женщина кивнула и в полной тишине я села рядом.
Вчера Катарина говорила, что ее сестры уже вышли замуж и имели детей, но здесь кроме мамы никого не было. Это меня интересовало.
— Кэти… — выдохнула женщина, — уже совсем большая. Не верится просто.
— Она самая старшая?
— Нет. Кэти второй ребенок в семье. Брат старше ее на два года.
— Сколько у вас детей? — вежливо спросила я.
Мы никогда не обсуждали с Катариной ее семью. Вчера для меня стало открытием наличие сестер, а сегодня и наличие брата.
— Шесть. Андриан и Катарина родные. Августа, Антония, Верония и Мидора приемные.
— Вы взяли на воспитание четырех девочек? Это так… благородно.
— Мы не могли иначе. Кэти говорила, что вы сирота. Мне жаль.
— Мне тоже…
Я впервые произнесла это. Обычно я говорила, что привыкла и только сейчас осознала, что хотела бы семью. Такую же добрую и печальную маму, в глазах которой застыло беспокойство. Такого же отца, который смотрит на дочь, словно той пять лет.
Сейчас, когда прежний мир рухнул, а то, что я считала правдой, оказалось ложью, я многое переосмыслила и поняла. Тоска ежечасно овладевало мной, а сожаление сжирало изнутри.
Тряхнув головой, скинула наваждение и осмотрела храм. У алтаря уже стоял отец Катарины в праздничной рясе. Перед ним стоял молодой человек в костюме тройке. Одет хорошо, не сказать, чтобы богато, но и не дешево. Либо имеет хороший заработок, либо состоятельную семью. На вид ему не больше двадцати пяти. Симпатичный, но что-то в нем отталкивало.
Громко хлопнула боковая дверь. Оттуда, подбирая подол, вскочил мальчишка лет тринадцати, раскрасневшийся и запыхавшийся. Под хмурым взглядом святого отца, он сел за рояль и начал играть. Торжественная музыка отражалась от стен храма и пробирала до мурашек.
Я смотрела на Эрни и святого отца, а те обратили свой взор вдаль. Проследила за ним и увидела Катарину, медленно идущую по проходу. На голове венок из ромашек, в руке букет из них же. Тоже символ чистоты.
Катарина была прекрасна, я не могла оторвать от нее глаз. Внутренний эгоист высунул голову и противно зашептал «теперь она будет реже приходить, а когда появятся дети и вовсе забудет о тебе, отдавшись семье». На корню задушив в себе это чувство, снова посмотрела на мужчин, к которым она приближалась.
Только сейчас я поняла, что мне не понравилось в Эрни. Он был холоден. В его глазах не было ни намека на влюбленность. Только холодная расчетливость. Это пугало.
Пока я размышляла, святой отец зачитал длинный текст помолвочной молитвы и призвал пару испить из кубков.
Катарина передела свой кубок Эрни, он, в свою очередь, передал свой Катарине. Молодой человек медленно поднес его к губам и осушил.
Катарина, посмотрела на него полным обожания взглядом и приложила к губам. Моя интуиция завопила.
— Не пей! — выкрикнула я, что было сил, но опоздала.
Подруга уже сделала глоток, который оказался для нее губительным.
Время, словно замедлилось. Кубок медленно летел на пол, со звоном упал к ногам и забрызгал белое платье алым винным пятном. Катарина подкатила глаза, обмякла и рухнула в объятия отца. Тело сотрясала крупная дрожь, переходившая в конвульсии. Дикие крики, вырывавшиеся из горла девушки, оглушали.
Я не могла пошевелиться и отвести глаза. Видела мать, что отчаянно трясла родную дочь за плечо, рыдала и взывала очнуться. Видела отца, что рыдал, и молила всевышнего о чем то.
А виновник уходил. Медленно, словно хотел, чтобы его поймали.
Соскочив с места, на ходу трансформировала руки, слыша, как рвутся рукава платья, и не заботясь о посторонних.
С силой, что казалась мне дикой и необузданной, что налила каждую мышцу, кинулась на Эрни и пригвоздила его к стене. По гладкой поверхности штукатурки пошли кривые трещины от удара. Из угла тонких губ парня стекала струйка крови — слишком сильно приложила его головой.
Когтистыми пальцами сжимала его горло и чувствовала пульс в венах. Его пятки были над полом, он задыхался, и мне не хотелось опускать его, но я должна поговорить с ним.
— Чем ты ее опоил?
— Зельем, — прохрипел Эрни.
— Зачем?
— Это привет от Николаса, — ухмыльнулся он.
— Говори! Ну же!
— Он не верит тебе, а подружка верная гарантия того, что ты не влезешь, куда не надо. Он даст противоядие после бала в честь зимнего праздника и с ней все будет в порядке.
Бессилие и чувство вины ослабили хватку. Я выпустила его горло из захвата и тихо, надломившимся голосом спросила:
— Зачем?
— Иначе Николас убьет мою жену и сына. Мне жаль…
Впервые он был искренен. Я видела по глазам, но это ничуть не тронуло моего сердца.
— Ты умрешь быстро, ублюдок, — занесла руку для удара, чтобы отомстить ему за подлость, но меня остановили.
Холодная ладонь святого отца, обхватывала мое запястье.
— Не в храме, дитя мое.
Тон мигом охладил мой пыл. Спокойный, и в то же время требовательный. Я опустила руку и вернула ей прежний вид.
— Как ты мог? Ты знал ее с детства, я был твоим наставником, а ты так обошелся с ней. Уходи Эрни. Если я тебя увижу, то убью своими же руками, — севшим, уставшим голосом, проговорил он. Ни у Эрни, ни у меня не было сомнений в правдивости его слов.
***
Домой я вернулась далеко за полночь. Отпустив гнев и Эрни, попыталась помочь Катарине. Михаэль, которого я тут же попросила явиться, ни чем не смог помочь. Он понимал, что здесь задействована темная магия, но не мог определить очаг. Найдя на стенке кубка каплю отравленного вина, он пообещал разложить ее на составляющие и попытаться найти противоядие самостоятельно.