– Конечно, если ты будешь пользоваться этим мылом, все быки разбегутся, когда почуют мой запах.
Его шутка нарушила ее настроение. Анджела верила, что чувства его к ней меняются, но было ли этого достаточно? Сможет он полюбить ее? И может она быть уверенной, что он будет любить ребенка?
Теперь она не будет обращать внимания на то, что в сердце у него все еще существует Сабрина. Теперь она забудет о том, что собиралась покинуть его, когда они попадут на железнодорожную станцию. Теперь она будет наслаждаться каждым моментом близости и радоваться его комплиментам, но она не расскажет ему о своей беременности. Пока что не расскажет.
– Быкам придется разбегаться, – сказала она, стараясь, чтобы голос ее звучал легкомысленно. – У меня нет другого мыла.
Чувствуя его возбуждение и желая отвлечь его, Анджела с невинным видом подняла обе руки и спросила:
– С чего мне следует начать?
Откинув голову назад, Рэнсом громко расхохотался, и его звонкий смех был настолько заразительным, что она тоже рассмеялась.
– Я давно не слышала, как ты смеешься, – тихо проговорила она.
– Боже, это очень приятно. – Он усмехнулся. – Ты, видно, твердо решила вытащить меня в мир, где живут нормальные живые люди.
– Мне недоставало твоего смеха.
В какой-то момент прошлое промелькнуло между ними, эфемерное, как мыльные пузыри, но на этот раз сближавшее, а не разделявшее их. Они оба вспомнили то время, когда он часто смеялся и наслаждался жизнью.
– Я тогда был моложе. – В его голосе слышна была печаль.
– И свободнее.
– Потому что я был молодым. Война отбирает у тебя юность, награждает тяжелым чувством ответственности. И изменяет твою жизнь навсегда.
– Время, проведенное в тюрьме, не добавило ничего хорошего.
– Да... – Он смотрел мимо нее и видел что-то такое, чего она никогда не видела и надеялась, что ей не придется увидеть, – после этого пропадает возможность радоваться.
В его красивых сине-зеленых глазах была невероятная боль. Ей хотелось как-то помочь ему, и она опять помахала покрытыми мыльной пеной руками.
– Ты так и не сказал, с чего мне начать мыть тебя?
Шутка помогла, боль исчезла, он улыбнулся.
– Ты можешь мыть меня везде, где захочешь. И она так и сделала.
– Ты заставляешь меня радоваться, что я живой.
– Что вы сказали, миз Анджела? – спросил Томми.
Анджела затуманенными глазами посмотрела на Томми, не поднимая рук, которые по локоть были в муке и тесте. Не сразу она сообразила, что произнесла вслух слова Рэнсома, которые все время вертелись у нее в голове. Верил ли он сам в то, что сможет полюбить ее?
Должна ли она пожертвовать своим будущим, своей мечтой стать врачом ради такой возможности?
– Да нет, ничего, – сказала она и постаралась избавиться от тревожных мыслей. – Хотела убедиться, что положила в тесто все ингредиенты.
Она вытерла рукавом влажный лоб и постаралась переключить внимание Томми.
– Как идут дела со смородиной?
Джон Шогорн обнаружил недалеко целые заросли смородины, и, потратив на сбор ягод несколько часов, Анджела готовилась испечь пироги со смородиной.
– Начинка для пирогов уже почти готова, – сообщил Томми.
Положив бисквитное тесто на стол, она начала раскатывать его. Пять миль диких прерий и огромное стадо диких быков отделяли ее от железнодорожной станции Бакстер. Иногда ей казалось, что все это стадо помчалось бы обратно в Техас, если бы была такая возможность.
– Мне кажется, сегодня нам предстоит опять быть свидетелями стихийного бегства быков, – сказал Томми, указывая ложкой, с которой стекал сок смородины, вверх. – Посмотрите сами.
Анджела посмотрела, и от величественной картины у нее захватило дух. На западе садилось солнце, окруженное причудливыми темными облаками, которые освещались вспышками молнии. На востоке радуга розового, золотистого и фиолетового цветов освещала весь бесконечный небосвод. Природа обещала захватывающее зрелище на предстоящую ночь.
– Я чую запах беды, – взволнованно проговорил Томми.
– Наклонись сюда – и почувствуешь запах смородины, – улыбнулась Анджела.
– О, миз Анджела, не шутите, вы ведь понимаете, о чем я говорю.
Она очень хорошо понимала. От напряжения, которое чувствовалось в атмосфере, волосы вставали дыбом. Этой ночью быки вряд ли будут спать, безусловно, они будут разбегаться. Неясно было только, когда это начнется.
– Нам предстоит длинная и трудная ночь, – сказала она. – Мы будем поддерживать огонь в костре и держать пищу разогретой. Если у них будет время, люди должны иметь возможность поесть.
Когда тени удлинились и наступила ночь, пастухи остались у стада, тихими песнями стараясь успокоить взволнованных животных. По одному они приходили в лагерь поесть. Молнии по-прежнему сверкали в небе, но дождя не было. Большую часть ночи Анджела провела, поддерживая огонь в костре и сохраняя кофе и пищу горячими. К утру усталость сморила ее, и она прилегла.
– Беда, все стадо пришло в движение! Вставайте, ребята! – От этого крика Анджела вскочила с постели, схватив свои мокасины.
– Шевелитесь побыстрее, быки направляются в эту сторону.
Спавшие у костра пастухи вскакивали, влезали в ботинки и, схватив пистолеты и шпоры, мчались к своим оседланным лошадям. Через минуту все они растворились в темноте.
Вспышки молний освещали пространство, гром гремел, Анджеле казалось, что земля дрожит у нее под ногами. Обернувшись, она замерла, прижав мокасины к груди. Стена разъяренных быков в панике двигалась прямо на нее.
– Миз Анджела, идите скорее в повозку, – закричал Томми.
Она слышала его крик, но не в состоянии была сдвинуться с места, ноги не слушались ее.
Как будто несколько тысяч животных гнались именно за ней. Томми схватил ее за руку и потянул к повозке. Загипнотизированная видом огромной темной движущейся массы, она различала только сверкающие верхушки их длинных рогов.
А когда опять сверкнула молния, она увидела глаза бегущих впереди быков. Страх придал ей силы, теперь уже она тянула за собой Томми.
– А где лошади? – громко крикнула Анджела, стараясь перекричать топот тысяч копыт.
– Они, наверное, перепуганы.
Быки пронеслись по тому месту, где была ее постель. Протянув руку, она постаралась влезть в повозку, Томми подталкивал ее сзади, и она наконец оказалась на дне повозки. В воздухе был слышен топот копыт, треск трущихся друг о друга бычьих рогов, и можно было почувствовать запах разгоряченных животных. Стараясь повернуться, она схватила Томми за руку.
– Вы самые противные в мире живые существа, – говорила Анджела, обращаясь к стервятникам, парившим над ней высоко в небе.
Она сомневалась в том, что они могут услышать ее слабый голос, но ничего не могла поделать, на жарком солнце во рту у нее совершенно пересохло.
Боль оказалась сильнее, чем чувство жажды. Она мешала ей насладиться солнечным днем после дождя. Анджела страдала не только от боли и жажды, но и от того, что не могла пошевелиться, остатки повозки придавили ее к земле. И она не могла обнаружить Томми. Она пыталась позвать его, но в глубине души понимала, что, только находясь совсем близко, он мог бы услышать ее. И он не отзывался. Аскосив глаза вправо, она видела его смятую шляпу, лежавшую рядом с раздавленным кофейником.
Стервятники между тем опустились ниже.
– Не радуйтесь, вы, несчастная пародия на птиц, я еще живая, – сказала она.
Неужели они действительно ждут, пока их жертва скончается? И если помощь не придет вскоре, подумала она, они своего дождутся.
Еще одна хищная птица появилась в поле ее зрения. Она надеялась, что развалившаяся повозка обрушится на птиц, когда те захотят полакомиться ею. В отчаянии Анджела хотела вытянуться, сдвинуть сжимавшие ее деревяшки, оттолкнуть их, каким-то образом освободиться. Но предыдущие ее попытки оканчивались только мучительной болью.
От ее усилий остатки повозки наклонились, и теперь бочонок с водой висел почти над ее головой, из его трещин капала вода и попадала прямо ей на живот. Но эта вода была для нее так же недостижима, как река в Китае. Руки ее были придавлены, и она могла погибнуть от жажды, хотя вода находилась совсем близко от нее.