— На самом деле он занял такую позицию, потому что я сказала ему, что если он поведет себя иначе, то я позабочусь о том, чтобы все в Ланглейвилле узнали о его тайных свиданиях с миссис Паттерсон на Харбор-роуд.
Элис в ужасе уставилась на Кловер:
— Неужели ты шантажировала человека духовного звания?
— Да, именно так.
— Что ж, я очень рада, что ничем не буду связана с человеком, способным на подлые поступки.
— Эта подлость не идет ни в какое сравнение с поведением родственников, которые отворачиваются от своих близких в трудные для них времена.
— Я не могу позволить себе заниматься благотворительностью. Я имею определенное положение в светском обществе, которое должна постоянно поддерживать.
— Прекрасно. Иди поддерживай, но имей в виду, что сегодня тебе последний раз удалось причинить маме боль.
Кловер еще некоторое время наблюдала за тем, как Элис усаживается в экипаж и отъезжает, потом повернулась к Балларду и тихо произнесла:
— Мне очень жаль, мистер Макгрегор, что вы стали свидетелем столь неприятной сцены.
— Это было очень познавательно, — пробормотал он.
— Возможно. Но еще раз прошу прощения. Я же видела, как неловко вы себя чувствовали.
— Дело не в вашей ссоре. Когда твоя сестра отъезжала в своем экипаже, я вспомнил одну сцену в Эдинбурге.
— Если Элис напомнила вам о чем-нибудь, то наверняка эти воспоминания были не из приятных.
Баллард лишь улыбнулся в ответ:
— Да, не из приятных. Она напомнила мне тех леди, за которыми я, бывало, наблюдал в Эдинбурге. Я мог часами стоять на самой оживленной улице города и просто наблюдать за людьми, но особый интерес у меня вызывали состоятельные дамы.
— Они выглядят очень живописно, когда одеты в свои лучшие наряды, — согласилась Кловер.
— Да, вероятно. Наша семья арендовала землю в Северном нагорье, но хозяин решил разводить там овец, и нас буквально выгнали из тех мест, к которым мы уже привыкли. В те времена, к несчастью, это было обычным делом. Поэтому мы отправились в Эдинбург, надеясь обосноваться в городе. Но в городе нас ожидали серьезные испытания. Семья оказалась на грани нищеты. И это было очень страшно.
— Что вы имеете в виду?
— Понимаешь, нищета — это не только отсутствие денег, это мучительный и унизительный образ жизни. Окруженные грязью и насилием, мы должны были бороться за каждый кусок хлеба, за любую возможность заработать хоть фартинг. Еще будучи мальчишкой, я понял, что лишь немногие способны вырваться из этого страшного болота и добиться успеха.
— Судя по всему, вам это удалось, — прошептала она, тронутая историей маленького шотландского мальчика.
— Да, я оказался одним из счастливчиков. Наблюдая за дорогими экипажами и их пассажирами, за гладко выбритыми и отлично одетыми джентльменами, за белокожими дамами в великолепных нарядах, от которых пахло чистотой и тончайшими духами, я по-детски представлял их чуть ли не ангелами, сошедшими на грешную землю. Тем более что все эти леди, находясь почти рядом, были невероятно недосягаемыми и соблазнительно прекрасными.
— Но они не соответствовали вашим представлениям?
— Ты права. Однажды возле меня остановился экипаж, и из него вышла дама, увидев которую, я просто онемел от изумления. Застыв, я вслушивался в шорох ее шелкового платья, вдыхал аромат ее духов и был потрясен ее красотой… Словно околдованный этим видением, я потянулся к ней и даже успел коснуться мягкого шелка ее платья, однако страшный удар сбил меня с ног и отбросил в дорожную грязь. Джентльмен, сопровождавший даму, ударил меня так сильно, что я почти потерял сознание. Мне пришлось вынести еще как минимум дюжину пинков, прежде чем я смог скрыться от этих начищенных сапог, проскользнув под колесами экипажа. Так что есть черта, которую нельзя пересекать. Это правило действует даже здесь, в Новом Свете. Хотя в отличие от Англии в Америке ты можешь подняться наверх, если у тебя есть капитал. Но если серебро не звенит в твоем кошельке, не стоит пытаться прыгнуть выше головы.
Его рассказ заставил Кловер почувствовать себя неловко, поскольку она относилась именно к тому классу, от которого пострадал эдинбургский мальчишка. Сердечко ее испуганно заколотилось. Уж не собирается ли он сообщить ей, что брак между ними невозможен?..
— А теперь, когда у вас есть деньги, вы собираетесь попытаться подняться наверх? — спросила она.
— Собираюсь, и ты мне поможешь. Так сколько вас всего, к кому Элис повернулась спиной?
— Я, мои братья, Клейтон и Деймьен, они близнецы — им по семь лет, и моя мать Агнес.