Эти ежедневные подвиги ничуть не мешали герцогу искать дополнительные удовольствия в разных подозрительных местах. «Довольно часто, — говорит Жильен Дарбуа, — карета была готова к отъезду, чемоданы уложены, лошади в нетерпении били копытами о землю, а Филипп находился еще в постели какой-нибудь девицы, избавляясь от избытка мужской силы перед дорогой»[24].
Если верить Монгайару, память, которую он оставил о себе среди этих, как их тогда называли, «паломниц любви», не всегда была доброй.
«Его мерзкие выходки в Берне, — писал этот дипломат, — возмущали всех, даже принимавших участие в оргиях проституток; он иногда на пять дней запирался с ними в банном заведении под названием „Ла Матта“ и предавался там тем излишествам и извращениям, которые только могло придумать это самое продажное сердце и самый развращенный на свете ум»[25].
По возвращении в Париж Филипп увенчал свое распутство тем, что превратил Пале-Рояль в огромный публичный дом…
Глава 2
Госпожа де Бюффон хочет, чтобы Филипп Орлеанский стал королем
Непомерное желание женщины может привести мир к катастрофе.
1 января 1781 года герцог Орлеанский, пригласив Филиппа в свой кабинет, в котором находилась и госпожа де Монтессон, объявил:
— Сын мой, настал день, когда по старому обычаю каждый должен делать подарки тем, кого он любит. В этом году я решил в качестве новогоднего подарка преподнести вам Пале-Рояль.
Герцог Шартрский был человеком высокого происхождения, прирожденным принцем. То, что вместо коробки шоколада он получил в подарок дворец, его нисколько не удивило. Вежливо поблагодарив, он, тем не менее, не посчитал нужным обнять и поцеловать своего папочку.
— Я делаю вам этот подарок по настоянию госпожи де Монтессон, — добавил герцог Орлеанский.
Филипп ненавидел свою мачеху. Он скорчил гримасу, которая должна была бы означать любезность, но не смогла скрыть его явного желания «укусить» жену отца. Это не ускользнуло от внимания герцога Орлеанского и несколько омрачило его радостное настроение.
— Полагаю, подарок этот вам нравится, — сказал он однако. — И что же вы намерены с ним сделать?
Филипп уже давно мечтал о том времени, когда Пале-Рояль будет принадлежать ему, и часто думал, что он сделает с дворцом. А посему ответил отцу не задумываясь:
— Я размещу в нем лавочников…
Герцог Орлеанский побледнел:
— Надеюсь, вы шутите!
— Нисколько. Я хочу построить по периметру сада галереи и по очень высокой цене продать торговцам право торговать в них своим товаром. Это позволит мне расплатиться с долгами и купить лошадей…
Герцог Орлеанский был вельможей слишком высокого происхождения, чтобы забирать назад то, что только что подарил. Поэтому он ограничился тем, что сунул себе в рот ладонь и сильно ее прикусил.
Что же касается госпожи де Монтессон, которая была виновницей назревавшего скандала, то она разразилась рыданиями, решив, что это была единственно возможная в этой сложной ситуации форма выразить свое осуждение.
Оставив отца с посиневшей ладонью и мачеху с залитым слезами лицом, Филипп, новый владелец построенного некогда Ришелье дворца, отправился сообщить эту радостную весть своим женщинам: Марии-Аделаиде и госпоже де Жанлис.
Слух о том, что герцог Шартрский намерен разместить торговцев внутри Пале-Рояля, вызвал возмущение простых парижан. В его адрес стали высказывать оскорбления, а Людовик XVI, довольный этой переменой симпатий народа и пожелавший этим воспользоваться, пригласил Филиппа в Версаль. При встрече король пошутил:
— Итак, кузен, — сказал он, — теперь, поскольку вы открываете лавочку, мы будем видеть вас только по воскресеньям…
Шутка эта мало задела привыкшего к насмешкам герцога Шартрского. Он продолжал строительство и на все критические замечания отвечал с юмором. В конце концов это привело к тому, что все насмешники приняли его сторону.
Как-то раз ему сказали:
— Вам ни за что не удастся закончить столь дорогое строительство…
— Не беспокойтесь насчет этого, — ответил он. — У меня достаточно строительного материала, поскольку каждый норовит бросить камень в мой огород…
И вот в июне 1782 года галереи Пале-Рояля были открыты для посетителей. Народ толпами хлынул взглянуть на них.