— Да. Нормально. И нет, не пристает, — я прижалась лбом к стеклу. — Паш, пожалуйста, отстань от меня с этой родительской паранойей. Я устала, как собака.
На сегодня Пашка сдался. Но утром напомнил, чтобы позвонила отцу. А я, кончено же, забыла.
Так уж вышло, что у нас роль квочки в семье исполнял отец. Он всегда был в курсе наших проблем, несмотря на работу трактористом днем и на эвакуаторе ночью. Село у нас находилось далеко от областного центра, а дороги, конечно, в таких местах почти не водились. На тракторе отец трудился в поле, а в выходные и ночью на эвакуаторе довозил до сервиса автомобили незадачливых путешественников, активно рвущих резину в местных ямах. Так что отец всегда был за рулем и при делах. Но, приходя домой отдохнуть, он первым делом ловил меня и сажал к себе на колени, пачкая маслом, грязью, пылью. Это были минуты моего триумфа — я не стукачила, но приятно было осознавать, что братья от меня зависят хотя бы сейчас.
— Рассказывай, дочь, что делали тут без меня?
И я рассказывала, заикаясь от возбуждения, торопясь и запинаясь. Со временем я пересела с отцовских колен на свой собственный стул, потом в кресло в гостиной, а потом на электричку. И уехала в город — повышать свой статус.
Отец звонил нам все реже, переживая, что помешает. Ждал звонков от нас, но с работой я закружилась в край. Обещала и не приехала после выпускного в универе. Звала к себе, да мать не захотела оставлять дом. Так и жили — на телефоне.
Сделав утром первоочередные дела, я взяла, наконец, мобильный и, предупредив, что отойду ненадолго, вышла в коридор и направилась в самом его конец, к балкону. Балкон выходил во двор соседнего здания, и тут было довольно тихо. Курить здесь не разрешали, но скамеечку поставили — дышать воздухом и релаксировать на серую стену офиса соседей. Сотрудники бюро за глаза называли балкон "исповедальней".
— Здравствуй, дочь, — хрипло ответил отец. — Ты чего пропала?
— Привет, пап. Я не пропала. Работаю.
— М-м-м… И что ж за работа такая — с утра до ночи?
— Как у тебя, — я улыбнулась, усаживаясь на скамеечку. — Неотложная.
— Ну, так мне можно. А вот тебе, в двадцать лет-то гробить себя на чужого дядю. Этого хотела?
— Во-первых, мне двадцать два. Во-вторых, поначалу всегда сложно. В-третьих, меня такой расклад устраивает.
Отец помолчал. Вздохнул.
— Мать привет передает. Говорит, если устанешь, приезжай.
— Не устану. Пока работается, буду работать.
— Да не злись. Кушай хорошо. За мужиками не бегай.
Я улыбнулась.
— Нет у меня на них времени, на мужиков.
— Хоть это хорошо.
— Насоветуешь ей! — прикрикнула мать. — Аня, не слушай! Не ходи в девках!
— Тьфу! Баба! Если сама в восемнадцать замуж выскочила, нечего дочь с панталыги сбивать!
— Пап, не переживай, я…
— Аня, ты тут? — на балкон заглянул Коля. — Тебя Сергеич требует.
— Иду, — я вскочила на ноги. — Все, пап! Целую, пока, побежала.
— Не споткнись, дочь, — снова вздохнув, тихо ответил отец.
— А что Сергеич хочет, не знаешь? — пряча телефон, спросила я.
Коля отступил в сторону, пропуская меня в коридор.
— На передовую тебя повезут.
— Не поняла…
— На объект.
— Вау…
Ну да, в сорокаградусную жару самое время поскакать по стройке.
— А почему не ты едешь?
— У меня своей работы много.
"Как будто мне делать нечего", — подумала я, но промолчала. По коридору навстречу нам быстрым шагом шел Евгений.
— Аня, утро доброе, — он остановился перед дверью нашего кабинета и, заглянув внутрь, крикнул. — Игорь, езжайте с Лешей, мне нужно документы отвезти по конкурсу. Требуют личного присутствия.
— Да где Аня-то?! — возопил Сергеич, распахивая дверь и едва не сбивая меня с ног.
— А, явление! Поехали быстро.
Он пронесся мимо меня и с резвостью колобка покатился по коридору.
— Черт, — прошептала я. Побежала было следом, но оглянулась, раздумывая, захватить ли сумку, и тут же наткнулась на пристальный взгляд босса.
— Удачи, — произнес Евгений и чуть улыбнулся. Я сжала телефон в руке и неуклюже помахала им. В ответ мне помахал почему-то Коля, стоявший за спиной Евгения. Я недоуменно посмотрела на него и только сейчас заметила фиолетовый кровоподтек на скуле.
А я и забыла о вчерашней потасовке.
Что, интересно, об этом подумал Шершень? Решил, что Пашка — мой парень? И как теперь сказать ему правду? Зайду к нему в кабинет и заявлю просто: "Вы не думайте, тот жлоб — мой брат. А я, вообще-то, свободна".