Что-то падает в шкафу, и я смеюсь себе под нос.
«Шкаф? Она же не сможет никуда из него деться! Это слишком хорошо».
Улыбаясь, как чертов идиот, я достигаю двери шкафа, берусь за ручку и резко его открываю. Я морщусь, когда вода попадает мне прямо в глаза. У этой маленькой засранки в руках два маленьких пистолета. Она смеется настолько сильно, что у нее выступают слезы. Я вырываю у нее пистолеты, швыряю их себе за спину и забрасываю девушку себе на плечо. Она даже не утруждается в том, чтобы бороться. Я не думаю, что она могла бы это сделать, даже если бы захотела. Ее тело слишком слабо от смеха.
Вот что мне нравится в этой девочке. Она не относится ко мне так, будто со мной что-то не так. Я знаю, что, должно быть, прошлой ночью было сложно услышать то, что она услышала, но она хорошо это восприняла. Скрыла свои эмоции, как настоящий профи. Единственная вещь, которая ее выдала, был дрожащий подбородок и то, как она сжимала в кулаках одеяло.
«Это моя девочка».
Она не идеальна. Впрочем, как и я. Но она идеальна для меня, и я собираюсь сделать все что угодно, чтобы она была со мной.
Пройдя с ней через всю комнату, я бросаю ее на кровать. Она смотрит на меня со смешинками в глазах... и я дома. Нет места лучше, где бы я хотел быть больше, чем здесь, валяя дурака с моей девушкой.
«Возможно, Шериф был прав. Возможно, это и есть любовь».
Если это не она, то что-то чертовски близкое к ней.
Я раздвигаю ноги Нат и ложусь на нее, так что моя голова покоится у нее на груди. Я слышу, как быстро бьется ее сердце, и улыбаюсь, зная, что это я на нее так действую. Моя грудь раздувается от счастья, и я чувствую, будто заявляю на нее свои права. А так я и делаю.
Я оборачиваю руки вокруг ее тонкой талии и говорю ей грубо, как пещерный человек:
— Ты — женщина. Моя женщина.
Она смеется, и я слушаю ее грудной смех, вибрация от которого щекочет мою щеку. Перебирая мои волосы, она нежно отвечает:
— Да. Я твоя, малыш.
Мысль о ней с кем-то другим делает меня иррационально злым. Мой желудок сжимается, и я выплевываю:
— И я не делюсь. Ни с кем.
Сильно хватая меня за длинную прядь волос, она тянет мою голову вверх, чтобы посмотреть мне прямо в глаза и абсолютно серьезно отвечает:
— Я тоже. Поэтому скажи Таше, что больше не будешь с ней видеться.
Даже несмотря на то, что кожа головы адски болит, я улыбаюсь.
— Уже это сделал, девочка.
Улыбаясь мне в ответ, Нат мягко отвечает:
— Хорошо. Было бы жаль надирать ей задницу. Кажется, она милая.
Ее хватка слабеет, и я кладу свою голову назад, на местечко между ее сиськами. Там так тепло и удобно. Я закрываю глаза и бормочу.
— С тобой все по-другому. А как это для тебя, девочка?
Она останавливается на мгновение, а затем снова начинает перебирать мои волосы и тихо говорит:
— Я не знаю, Эш. Но я люблю тебя. Сильно.
Я хочу сказать ей это же в ответ. Действительно хочу. Но я пока еще не готов. Не совсем. Мои чувства к ней сильны. Сильнее, чем я когда-либо к кому-либо чувствовал в своей жизни, и знание того, что она моя, позволяет мне осознавать, что я могу сделать все что угодно. Преодолеть все что угодно. Она забрала ту власть, которую отец имел надо мной. Теперь я даже о нем не думаю. Я чувствую себя легче и счастливее, чем когда-либо, и все это благодаря ей.
Тепло разливается по моему телу. Я поворачиваю лицо и целую внутреннюю часть ее груди. Я не отвечаю ей, просто сжимаю ее сильно. Нат оборачивает ноги вокруг меня, и мы долгое время продолжаем так лежать, чувствуя себя абсолютно комфортно в нашей тишине.
Черт бы меня побрал.
«Думаю, я влюбляюсь в мою девочку».
***
— Эй, красотка, время идти. Тащи сюда свою задницу.
«Что?»
Я волочу ноги из спальни, аккуратно, чтобы не задеть все еще свежий лак на ногтях ног, и все еще одетая в свою пижаму. Я хмурюсь в растерянности и спрашиваю:
— О чем ты говоришь, Эш? Мне не нужно уходить еще... — проверяя свои часы, я говорю ему: — еще два часа.
Он выглядит так красиво в своей униформе. Мускулистые руки обтянуты плотной черной футболкой, и мне хочется облокотиться на что-то и вздохнуть. Его сильные ноги облачены в пару черных джинсов, которые выглядят так, будто были пошиты специально для него. Бляха на его поясе сверкает, а черные туфли выглядят так, будто их только что хорошенько начистили. Качая головой, он говорит мне:
— Не-а. Звонила Мими, и я сказал, что ты сегодня поедешь со мной.
Я широко открываю глаза, ахаю и рявкаю:
— Как думаешь, а ты бы мог мне об этом сказать, задоголовый?
Улыбка исчезает с его лица, и он бормочет:
— А какого хрена я сейчас делаю?
Качая головой, я громко вздыхаю от растерянности и почти криком отвечаю:
— Это же целый процесс, Эш! Сборы в клуб занимают время. Я еще даже не начинала заниматься прической или макияжем. Я даже не знаю, что собираюсь надеть сегодня вечером!
Его лицо снова озаряется, и он улыбается.
— Платье, которое ты надевала на прошлой неделе, было сексуальным. Надень его.
Я фыркаю от недоумения и говорю ему:
— Малыш, есть правила в том, как нужно одеваться! Номер один — не надевать одну и ту же вещь два раза подряд.
Его лицо становится серьезным. Он будто впадает в забвение и медленно кивает, так, будто бы, наконец, начинает понимать серьезность данного затруднительного положения. Он протискивается через меня в квартиру и идет в мою комнату. Я слышу, как он там шуршит и не проходит и минуты, как возвращается с красным в черную клетку, обтягивающим платьем с длинными рукавами и парой черных туфель-лодочек без каблуков.
Могло бы быть и хуже.
На самом деле... неплохо.
Он с опаской смотрит на меня своими большими глазами, будто бы ожидая, что я психану. Я закатываю глаза.
— Неплохо, тупица.
Он улыбается. Я никогда не видела у Духа такой улыбки. Это улыбка Ашера. Она прекрасна. Она заставляет меня хотеть надрать задницу тому человеку, который забрал у него эту улыбку. Я говорю ему тихо:
— Ты хорошо справился, малыш.
У меня занимает пятнадцать минут на то, чтобы собраться. Серьезно, это чертов рекорд для меня. На мне надеты платье и туфли, которые Ашер для меня выбрал, и когда я выхожу из ванной комнаты, он осматривает меня снизу доверху с глупой улыбкой, демонстрируя, как гордится своей работой.
На полпути в клуб говорит мне:
— Ты сегодня вечером без своей губной помады?
Я ухмыляюсь. Я надеялась, что он это заметит.
— Я нанесу ее. Я займусь этим со своим зеркальцем, прежде чем мы доберемся до клуба.
Он не имеет понятия, что я не накрасила губы, потому что у меня есть кое-какие планы на них, прежде чем мы приедем в клуб.
Когда Ашер паркует свой автомобиль, от которого намокают трусики, на парковке «Белого кролика», я терпеливо жду, пока он вытаскивает ключи и поворачивается ко мне. Я перелажу через сиденье и сажусь к нему на колени. Обвиваю руки вокруг его шеи и нежно ему улыбаюсь. Его лицо становится мягче, и он исследует меня своим ранимым взглядом. Мы смотрим друг другу в глаза какое-то время, и мой пульс учащается. Я медленно наклоняюсь вперед и целую его губы, настолько нежно, едва касаясь. Он низко рычит и захватывает в плен мою нижнюю губу, ласково покусывая ее. Открывая рот, я скольжу языком к нему в рот и стону от этого контакта.
Я люблю этого мужчину. Всем своим сердцем. Он создан для меня. Я никогда не найду такого, как он.
Я вжимаюсь в него, углубляя наш поцелуй. Его руки обвиваются вокруг меня, прижимая к себе, заставляя меня чувствовать себя в тепле и безопасности. Я тянусь и беру его лицо в свои ладони. Он немного отстраняется и говорит:
— Скажи это.
Растерянная, я смотрю в его полузакрытые глаза. Он повторяет:
— Скажи это, детка.
Я, наконец, понимаю, что он имеет в виду, и с маленькой улыбкой искренне ему говорю:
— Я люблю тебя, Ашер Коллинз.
Выглядит так, будто ему больно, он закрывает глаза и прижимает свой лоб к моему, шепча:
— Я не заслуживаю тебя. Ни капли. Но до тех пор, пока ты меня хочешь — я твой.
Мои глаза закрыты, и я шепчу:
— Не бросай меня. Никогда.
— Никогда. Ты — моя девочка, — отвечает он серьезно.
Мое сердце раздувается от счастья, и из меня вырывается вздох облегчения.
Сегодняшняя ночь будет отличной.