— Позволь мне взглянуть на тебя!
Сначала она осматривает мое тело, ее руки сжимают мои щеки, и она качает головой и кудахчет:
— О, дорогой. Ты превратился в красавца, Эши.
Я открываю рот, чтобы заговорить, но тетя Фейт поворачивается и возвращается в дом. Она кричит:
— Следуй за мной, дорогой.
Я так и делаю. Я открываю рот, чтобы заговорить второй раз, но она снова перебивает меня криком в другую комнату:
— Джеффри, тащи сюда свою задницу! У нас есть компания!
«Черт побери. Джеффри все еще жив?»
Джеффри говорит:
— Что не так с этой визжащей женщиной? Я не слышу, что, черт возьми, происходит на «Колесе Фортуны».
Тетя Фейт кладет руку на свое мясистое бедро и отвечает:
— Какого черта тебе нужно слышать, когда ты смотришь «Колесо Фортуны»? Там все на экране, Джефф!
Дядя Джефф хмурится и говорит:
— Я пропускаю все остроты. «Колесо Фортуны» не смешное, если ты пропускаешь их. О, дерьмо, женщина. Просить тебя быть спокойной, как просить кошку убрать за собой в лотке. — Он поворачивается ко мне с ухмылкой. — Никогда не случится.
Я усмехаюсь и смотрю, как его лоб хмурится. Он смотрит на меня долго и упорно, прежде чем небольшая улыбка вспыхивает на его лице. Он шепчет:
— Я этому не верю. Это мой маленький человечек Ашер?
Улыбаясь так сильно, что мои щеки начинают болеть, я киваю. Дядя Джефф делает шаг вперед и сжимает меня в медвежьих объятиях. Я не любитель объятий, но если бы я позволил кому-то обнять меня, то это были бы Джефф и Фейт.
Джеффри — крупный афроамериканец, который влюбился в мою тетушку Фейт, когда они учились в колледже. Я никогда не встречал более совершенной пары в моей жизни. Фейт — это сестра моей мамы и полная противоположность ее.
Мама высокая, Фейт низкая. Мама изящна, Фейт — нет. Мама заботится о внешности, Фейт... не так сильно. Мама спокойна, а Фейт громче, чем клаксон. Фейт счастлива... мама — нет. Мама сказала Фейт, что она ошиблась, выйдя замуж за «цветного» человека, Фейт велела ей засунуть свое мнение в зад.
Джеффри научил меня играть в футбол. Он научил меня отбивать битой мяч и подавать. Джеффри делал все, что должен был делать мой отец, и я любил проводить с ними лето. У них никогда не было детей, но они брали на время из приюта двух-трех детей за раз. У них было много любви, чтобы свободно дать это тем, кто в ней нуждается. Фейт провела много благотворительной работы с детьми с особыми потребностями, а Джеффри тренировал бейсбольную команду детей, страдающих параличом.
Они, в отсутствии слова получше, исключительны.
Джефф, наконец, отпускает меня и прочищает горло, тихо говоря:
— Как дела, Эш?
Садясь за стол, за тот самый стол, за которым я сидел, когда был ребенком, я выпаливаю:
— Если бы ты спросил меня это вчера, дядя Джефф, я бы сказал, что все довольно дерьмово. Но сегодня мне лучше. Мне лучше, чем когда-либо.
Выражение лица тети Фейт смягчается. Она поднимает брови, улыбаясь:
— У тебя есть девушка, малыш?
Мое настроение портится. Я говорю ей:
— Я не знаю. Надеюсь, что да. Я облажался
Дядя Джефф выдает:
— О, черт! Никогда не думал, что я увижу этот день! — Он поворачивается к Фейт и говорит: — Мальчик влюблен, Фейти. Я видел этот взгляд много-много раз. — Он улыбается мне и вспоминает: — Я помню, как этот молодой человек сказал мне однажды, что девушки противны, и что он никогда не женится, потому что не хочет заразиться вшами.
Я запрокидываю голову и смеюсь. Я действительно это сказал. Фейт и Джефф смеются вместе со мной.
Внезапно мне грустно. У меня болит в груди. Я говорю им обоим:
— Вы, ребята, были единственной светлой полосой в моей жизни, и я сожалею, что никогда не приходил к вам после того, как ушел. Вы... вы мне очень помогли, и я думаю... я просто хотел сказать спасибо.
Фейт начинает громко и шумно рыдать, и почему-то мне хочется рассмеяться.
Тетя Фейт... она просто нечто.
Джефф смотрит на меня и закатывает глаза. Я усмехаюсь. Он знает, какая она.
То, что Фейт лопочет сквозь слезы, отрезвляет нас обоих:
— Если бы я знала ... Если бы я знала, малыш. Я бы увезла тебя из этого места. Никогда бы не возвращала тебя. Ты бы был здесь в безопасности, Эш. Я бы защитила тебя своей жизнью.
Она говорит это с такой убежденностью, что я не сомневаюсь в ней ни на минуту.
Ее выражение лица остается опустошенным, когда она тихо спрашивает:
— Итак, все спортивные травмы, что у тебя были? Они были действительно...
Перебив ее, я отвечаю:
— Да, мэм. Я никогда так упорно не занимался спортом. Папа был серьезной проблемой. — Обращаясь к Джеффу, я говорю: — Ты помнишь, как он любил пить, верно? Я не могу вспомнить, когда он был трезв.