Звук расстегиваемой молнии. Меня приподнимают, снова усаживают и, распахнув глаза, я длинно мычу от первой сладкой судороги, прошивающей тело:
– Боже, как хорошо…
Я держусь за его плечи и начинаю двигаться – вверх, вниз. Снова вверх и вниз. И еще…
А потом только вверх, вверх, все выше и выше.
На дно огненных черных зрачков, не отпускающих мой взгляд. Оставляющих жгучие следы на коже, вместе с его пальцами, до боли впивающимися в мои бедра. Такой сладкой, долгожданной, нужной мне боли…
Его хриплый стон, когда мое тело начинает скручиваться в острых судорогах.
Мое имя на его губах вперемежку с ругательствами, от которых в моей голове что-то тонко лопается, и я лечу в сверкающую пустоту…
После я долго приходила в себя, уткнувшись лбом в голое мужское плечо, не в состоянии вспомнить, когда успела его раздеть.
А потом этот придурок взял и все испортил…
– Свари мне кофе, Снежок… – раздалось над ухом. – После хорошего секса мне всегда хочется кофе.
Вот что меня остановило от смертоубийства в тот момент? Может, слова про секс, который был хорошим?..
Но я все равно вспомнила свои принципы… Вспомнила и, плюнув на них, пошла варить – почему-то и самой вдруг ужасно захотелось кофе…
И пока я ставила на маленькую плитку турку. Пока варила кофе, помешивая и глупо улыбаясь своим мыслям. Пока мы пили его с Эриком, расслабленным, взлохмаченным и с гадостно-довольной небритой рожей, я приняла твердое решение, что это больше никогда не повторится.
Никогда!
Поэтому представьте мое изумление, когда на следующее утро я проснулась с Эриком в одной постели. И на второе утро тоже… И на третье…
Каким-то волшебным образом, каждый вечер мы желали друг другу спокойной ночи, благопристойно расходились по своим комнатам, а утром просыпались в одной кровати, то в моей, то в его… И ни один из нас не помнил, как так получилось…
Не иначе, это карма, назначенная мне за какие-то грехи в прошлой жизни, – просыпаться с Эриком в одной постели.
– Сделай мне кофе, Снежок, – требовательный голос выдернул меня из воспоминаний о том первом поцелуе и обо всем, что последовало за ним.
Или не первом… Или не о поцелуе. Да не важно о чем. Главное, чтобы больше это не повторилось!
Поэтому я перевела взгляд на в конец обнаглевшего придурка в своей постели, и… вспомнила, что я тут, вроде как, в качестве рабочей силы.
– Конечно, босс, – мило улыбнулась и стащила с него свое одеяло, стараясь не смотреть туда, где его… безобразие все также настойчиво целилось в мою сторону. – Только сначала свали из моей комнаты и дай мне одеться.
– Вообще-то, это моя комната, поэтому свалишь из нее ты. Только сначала объясни, с какого, ты здесь поселилась? Горничные живут в цокольном этаже, Снежо-ок, – и потянул одеяло на себя.
Вспомнив все, что видела на означенном пространстве, я искренне удивилась:
– В цоколе нет никаких жилых комнат. Есть пара каморок без окон, наверное, для инвентаря какого-нибудь, – я снова попыталась забрать у него одеяло и прикрыться, а то уж очень настойчиво потемневший мужской взгляд изучал мою ночнушку, словно сканировал мое тело.
Только непонятно, на предмет чего, у меня ведь там все, как у всех, сам сказал!
И потом еще много раз повторил, сдавливая мое стонущее тело жесткими ладонями и снова, и снова вбиваясь в него так, что из меня дух вышибало.
Стоп, Снежана, нельзя этом думать. Тем более что небритый гад никак не уймется:
– Умница. Инвентарь, вроде тебя, в этих каморках и живет. Так что выбирай любую из них и перевози туда свои вещички – здесь тебе делать нечего, госпожа горничная.(*)
Так-с, он что, любитель сдобных булок Джей Ло?
Я с подозрением покосилась на небритую рожу и, мудро пропустив мимо ушей, что меня назвали рабочим инвентарем, с силой дернула одеяло:
– Эрик, дай сюда. И давай-ка выметайся из моей кровати.
– Что-то много я тебе должен давать, Снежок. Одеяло – дай. Из комнат выметаться – тоже давай. Это что, твоя потреблядская натура с утра пораньше на охоту вышла?
И рыкнул:
– Пошла вон отсюда.
Я устало закатила глаза – какая экспрессия, какая изобразительность мысли! Сколько образности в этих словах! Можно подумать, я у него хоть раз что-то просила.
У меня, вообще-то, железное правило – ничего ни у кого не просить, потому что давно поняла, что сами все дадут и сделают.
И не великий Булгаков меня тому научил, а собственная жизнь. Если бы я когда-нибудь по-другому жила, скорее всего, даже до совершеннолетия бы недотянула. (**)
Да только Эрик, – это не все и, похоже, повоевать с ним придется.