Услышать такой бред – последнее, что я ожидала от медика. Причём, бред настолько, что я против воли начала нервно хихикать, мысленно сомневаясь в его психическом здоровье, а он будто только этого и ждал. Непринуждённо дёрнул меня за прядь волос и скорчил смешную рожицу.
– Вот так-то лучше, а то сил уже нет смотреть на твою кислую мину. Но, вообще-то, жить тебе теперь по-любому придётся за двоих. Так что давай, хватит хандрить, нам теперь вместе работать, – он как-то задумчиво прищурился и многозначительно выдал: – Но и развлекаться за наш счёт в попытках улизнуть по-тихому тоже не стоит. Чувство юмора у нас поганое. Честно.
Перевела взгляд со своего соседа на остальных бравых ребят, приставленных ко мне отцом, оценила их рост и ширину плеч, а так же пронзительные цепкие взгляды, и поняла, что таки да. Можно даже не пробовать, иначе весело будет. Им. А вот мне наверняка нет.
Я вздрогнула, когда механический голос объявил мою остановку; Лютый помог подняться, хотя я могла бы и сама, но, наверно, теперь стоит привыкнуть к тому, что их опека будет доходить до абсурда. Я неспешно вышла под промозглый ветер, проникающий даже под одежду, и ускорила шаг, чтобы побыстрее спрятаться от холода. В машине, которую отец прислал за мной, места на шестерых явно не хватит, но папа предусмотрел и это, так что я не особенно удивилась, увидев второй подъехавший автомобиль. До загородного дома мы добрались быстро и без приключений – их с меня хватило, – и первым делом я отправилась в душ, чтобы смыть с себя трёхдневную грязь, усталость и боль. Оттягивать момент встречи с Мариной не было смысла, поэтому сразу после набрала её выученный наизусть номер и подрагивающим голосом предупредила о том, что сейчас приеду. Она рада тому, что в этот раз мы так быстро вернулись, а я не спешу разубеждать её в том, что вернулись оба.
Только не сейчас.
Мне бы ещё пару часов передышки.
– Слушай, как тебя там? – обратилась я к Лютому.
Ну не звать же его Лютым при людях, в самом деле!
– Артём, – понимающе усмехнулся тот.
– Нельзя ли поехать к семье Вадима не всем кублом? Боюсь, меня неправильно поймут…
Парень категорически покачал головой.
– Исключено. Ты выходишь либо с нами всеми, либо сидишь дома – тебе выбирать.
Ага, хороший такой «выбор», ничего не скажешь…
За неимением других вариантов пришлось быстро переодеться и снова выйти на улицу; почему-то именно сейчас я почувствовала себя невероятно опустошённой с одним-единственным желанием – спрятаться где-нибудь ото всех и побыть в одиночестве. Но на такую роскошь я просто не имела права.
На этот раз машин было целых три, но парням хватило мозгов не ехать по пятам. Артём сидел рядом, а остальные катили следом, отставая на пару машин, и во двор Маришки мы въехали раздельно, припарковав машины в разных частях. Я подняла глаза на её окна и ощутила себя не в своей тарелке оттого, что рядом нет Вадима. Кажется, это будет намного сложнее, чем я могла представить даже в самом жутком кошмаре. Прав был отец – платить за свои ошибки тяжелее всего.
Крепкая тёплая ладонь легла мне на спину, и я, повернув голову, посмотрела на Артёма, который молча кивнул мне в сторону подъезда. Ну да, сколько время не тяни, идти всё равно придётся. Окинув взглядом двор, удивилась, не заметив двоих из моих охранников.
– Они уже внутри, остальные останутся здесь. С тобой пойду я.
Слава Богу, не всей толпой, всё-таки он меня услышал.
– Спасибо…
На выдохе едва слышно я выдала слова благодарности, тогда как внутри меня всё узлом завязалось от напряжения и страха.
– Да всё мы понимаем, Лер. Не нервничай. Идём?
Артём меня не торопил, но и не дал струсить, поделившись своей уверенностью. Молча кивнув, сделала первый шаг к самому сложному часу в моей жизни.
Даже убегая от абреков под звуки выстрелов, мне не было настолько страшно, как в момент разговора с Мариной. На всю жизнь запомню её молчаливые слёзы и жалобные всхлипы в момент, когда я сообщила ей о смерти мужа. Никакие слова о том, что погиб Вадик не зря, сохранив эти множество жизней, не смогли бы успокоить любящую его женщину, да я их и не говорила. Наверное, если бы не Артём, я бы и сама сорвалась. Сорвалась на истерику, размазывая слёзы по лицу и умоляя простить меня, но он был рядом, и только поэтому я смогла выстоять. Мне хотелось обнять и поддержать подругу, но её внезапно остекленевший взгляд и молчаливый протест заставили меня отойти. Сейчас она не хотела видеть меня или кого-либо ещё, и я не могла винить её в этом. Только серьёзные лица детей, тихо стоявших в углу коридора и провожающих меня неожиданно взрослыми взглядами, стали последней каплей.