Кэбот (входя, со странной сдавленной эмоцией в сухом, резком голосе). Вот мы и дома, Эбби.
Эбби (жадно). Дома! (Ее взор алчно обнимает дом, она как будто не замечает две застывшие фигуры у ворот.) Красиво – красиво! Аш не верится, что он и вправду мой.
Кэбот (резко). Твой? Мой!
Пристально смотрит на нее, она так же пристально – на него. Он, как бы отступая, добавляет.
Ну, скажем, наш! Уж оченно долго я тосковал. По весне совсем старым себя чуйствовал. Дому нельзя без женщины.
Эбби (в ее голосе – жажда обладания). А женщине – без дома!
Кэбот (неуверенно кивает). Ага. (И сразу же, раздраженно.) А где все? Работают – или что?
Эбби (замечает братьев. С любопытством отвечает на их взгляды, полные холодного, оценивающего презрения. Говорит медленно). А вон два мужика торчат у ворот и ничегошеньки не делают, знай себе глазеют на меня, ровно два заблудших борова.
Кэбот (напрягая взор). Вижу, да не разгляжу.
Симеон. Я Симеон.
Питер. Я Питер.
Кэбот (взрывается). Так какого же черта вы не на работе?
Симеон (сухо). Тебя поджидали, чтобы с тобой поздоровкаться – с тобой да с хозяюшкой!
Кэбот (растерянно). М? Нну, так вот вам новая мать, ребята.
Она пристально смотрит на них, они – на нее.
Симеон (отворачивается и презрительно сплевывает). Вижу!
Питер (тоже сплевывает). И я вижу!
Эбби (с сознательным превосходством победительницы). Пойти поглядеть на мой дом. (Медленно идет к крыльцу.)
Симеон (фыркнув). Ейный дом!
Питер (кричит ей вслед). Там внутрях Ибен. Лучше не сказывай ему, что это твой дом.
Эбби (как бы пробуя имя на вкус). Ибен. (И тихо.) Я скажу Ибену.
Кэбот (презрительно скривился). Да плюнь ты на Ибена. Ибен – сущий дурень, весь в мамашу, простофиля да слюнтяй!
Симеон (со взрывом саркастического смеха). Ха! Ибен весь в тебя – две капли воды – жесткий да горький, что твоя орешина! Собака собаку сожрет. И он тебя сожрет, старикан!
Кэбот (командует). А ну, марш работать!
Эбби скрывается в доме.
Симеон (подмигивает Питеру, говорит издеваясь). Так это наша новая мамаша? И где только ты этакую откопал?
Питер. Ха! Ты бы лучше в хлев ее загнал, к другим свиньям! (Оба бешено хохочут, хлопая себя по бедрам.)
Кэбот (настолько поражен их наглостью, что растерялся и говорит, заикаясь). Симеон! Питер! Да вы что? Пьяные, что ли?
Симеон. Свободные мы, старый хрыч, – и от тебя, и от фермы этой поганой свободные!
Они делаются все веселее и взвинченнее.
Питер. И собираемся мы в Калифорнию, золото намывать!
Симеон. А ферму эту можешь запалить с четырех сторон!
Питер. А что от нее останется – в землю закопай!
Симеон. Мы, старик, свободные! (Откалывает коленце.)
Питер. Свободные! (Делает антраша.)
Симеон (исступленно). Ух ты!
Питер. Ух ты!
Пляшут вокруг старика нелепый индейский воинственный танец, а тот окаменел: в нем борются гнев и опасение, что они сошли с ума.
Симеон. Мы свободные, что твои индейцы! Скажи спасибо, что скальп с тебя не сымем!
Питер. Сарай не спалим да скотину не перебьем!
Симеон. Да бабу твою новую не снасильничаем! Ух ты!
Они останавливаются и качаются от дикого хохота, держась за бока.
Кэбот. Жадность к золоту, к легкому, греховному золоту Калифорнии. Вот что вас с ума свело!
Симеон (издевательски). А ты бы не хотел, чтобы мы тебе этого самого греховного золота прислали, старый ты греховодник?
Питер. Золото не только в Калифорнии сыщется! (Выходит из поля зрения старика, достает мешочек с золотыми и, смеясь, размахивает им над головой.)
Симеон. А это золото еще греховней!
Питер. Мы по морю поплывем! Ух ты! (Прыгает.)
Симеон. Свободные будем! Ух ты! (Тоже прыгает.)
Кэбот (вдруг яростно взревел). Проклинаю!
Симеон. А мы – тебя! Ух ты!
Кэбот. Да я вас на цепь в желтый дом посажу!
Питер. Старый ты скряга! Прощевай!
Симеон. Старый ты кровосос! Прощевай!
Кэбот. Проваливайте, не то…
Питер. Ух ты!
Поднимает камень, Симеон тоже.
Симеон. А мамаша-то в гостиной.
Питер. Ага! Раз! Два!