Вымытые волосы она уложила, как раньше, в жалкое подобие недлинного каре, подвела глаза карандашом, накрасила ресницы и губы. Больше ничего из косметики не было пригодным. Она даже покрыла лаком ногти — слоящиеся и ломкие от нехватки витаминов. И всё равно не походила на прежнюю Настю — так, копия, тайваньская подделка. Со злости она раскопала в шкафу лёгенькую кружевную ночнушку-разлетайку, которую ещё ни разу не надела — Витя купил ей в подарок за три дня до смерти. Раньше Настя с трудом влезала в сиреневое кружево, теперь же ночнушка болталась на ней, как на вешалке, спасал только поясок на таком же сиреневом шёлковом халатике. Всё это было очень короткое, а ноги её остались стройными и подтянутыми, так что Настя, в принципе, осталась довольна результатом. Если Вова настоящий мужик, кран она сегодня отработает!
Вторая рюмка водки, выпитая в пенной ванне, мешала Насте собрать танцующие польку мысли. Одна-единственная споткнулась в танце — а вдруг Вова не придёт?
Настя глянула на часы — восемь ноль пять. И вздохнула — какая идиотка! Конечно, он не придёт, так, ляпнул про восемь часов, а сам сытно поужинал и сидит перед теликом с женой. А она, Настя, как последняя кретинка, накрасилась, разнарядилась и кукует тут, ждет…
Ну и пошел он в баню, Вова бритоголовый! Слопает сама свои отбивные, напьется в одиночку и ляжет спать в сиреневых кружевах, одна, в холодной постели… Может, и поплачет даже.
Звонок в дверь заставил её вздрогнуть от неожиданности. Сердце заколотилось в груди, и что-то тёплое наполнило всё тело — пришел-таки! Торжествующе глянув в последний раз в зеркало, Настя пошла открывать.
Вова втиснулся в прихожую, весь в мокрых потёках от снега с дождём, и с порога сунул ей два пакета с фирменной надписью заграничного круглосуточного магазина, что открылся пару месяцев назад на проспекте:
— Давай, распихай там в холодильник, а то испортится! Картошку куда поставить?
Настя растерянно приняла сумки, обалдело глядя, как Вова втаскивает в коридор огромный мешок картошки:
— И зачем всё это?
— Чтобы есть, — удивленно ответил Вова. И только теперь заметил, как она одета. Оглядел Настю с ног до головы, приподнял брови в немом вопросе, но ничего не спросил. Настя облизала помаду на пересохших губах и неловко переступила с ноги на ногу:
— Я за все это в жизнь не расплачусь!
— А я тебя, кажется, ни о чём не просил, — ответил он, раздеваясь.
— И почему? — с лёгким вызовом спросила Настя.
— Просто так.
— Просто так ничего не бывает! Что ты от меня хочешь?
— Ничего, пошли, кран чинить будем.
Настя поставила сумки на пол и загородила проход, руки в бёдра:
— Нет, ты мне скажи, зачем ты все это приволок? Не из-за ужина же! И не из-за моих красивых глаз!
Вова улыбнулся её сердитому виду:
— А они у тебя, и правда, красивые! И ноги тоже.
Настя машинально глянула на свои ноги, потом на Вову и вконец разозлилась:
— Ты можешь сказать по-человечески, что тебе от меня надо, ё-моё?
Она подступила к нему вплотную, и Вова неожиданно приобнял её за талию, прижал к себе и заставил взглянуть в глаза, отчего Насте пришлось запрокинуть голову:
— Ты чего скандалишь? Я шампанское купил, отпраздновать знакомство, чего кричишь?
Настя вдохнула запах его одеколона, такой знакомый и по-мужски терпкий, и совсем растерялась, ляпнув невпопад:
— А я водку открыла…
— А ну тогда понятно, — усмехнулся Вова, поглаживая её спину. — Ничего, не выдохнется, найдем повод. Кран чинить будем или как? И картошку куда нести?
— Картошка! — с ужасом подхватилась Настя, бросившись в кухню. Запах пригоревшей картошки вызвал у неё тошноту, и Настя сделала всё сразу — распахнула форточку, выключила газ, схватила полотенцем дымящуюся кастрюлю и вывалила её вместе с обуглившимся содержимым в раковину.
Там и застал её Вова — плачущую над погибшим ужином и над испорченной кастрюлей. Осторожно обнял за плечи, утешая:
— Ну и чего ревёшь-то? Видишь, не напрасно я картошку тащил! А кастрюля — ну её в баню, я тебе другую принесу, у меня их полно, всё равно ничего в них не варю…
Настя подняла голову:
— Ну чего ты ко мне привязался?! Забирай свои манатки и вали отсюда! Картошку не забудь!
— Что ж мне, обратно её тащить по лестнице? — почти жалобно спросил Вова. — Там же сорок кило!
Сорок кило слегка протрезвили и озадачили Настю.
— Ну и на что мне столько? — вздохнула она, разглядывая обуглившееся дно кастрюли с прилипшими к нему чёрными картофелинами.