Как я уже сказал: слишком просто. Находить его так, словно над его головой мигает неоновый свет. Сегодняшняя метка даже не дает мне возможности выследить свою добычу. Жаль.
Отвлекшись, я иду за мужчиной по улице, мои мысли расходятся в нескольких направлениях, тогда как им нужно слиться в одном.
А это значит, что чем скорее я с этим покончу, тем лучше.
Мужчина спотыкается о трещину в тротуаре и визжит. Я использую звук, чтобы скрыть свое приближение, и швыряю его в переулок между зданиями, прижимая к стене. Мой нож вылетает одним движением и разрезает лицо мужчины еще до того, как он успевает понять, что с ним произошло.
Затем его взгляд останавливается на мне, расширяется, и его начинает трясти.
Боль ощущается, когда я наклоняюсь ближе и улыбаюсь. — Я заключу с тобой сделку, — шепчу я. Я даю им всем одно и то же. Иногда берут. Иногда они этого не делают. — Заключить сделку означает один испуг, когда я только что тебя порезал, чтобы помнить, что я найду тебя, как бы далеко ты ни убежал.
Многие из этих подонков в конце концов обссались и захотели бежать. Мне приходилось выслеживать только одного человека, который пытался вернуться. Многие из них довольны тем, что берут деньги, которые я им предлагаю, и убираются к черту из Доджа, чтобы начать где-нибудь заново.
Они берут деньги и исчезают навсегда.
Те, кто не принимает предложение?
Я нарезаю их и куда-то выбрасываю. В любом случае, о них больше никогда не услышат, и это все, что меня волнует. Это все, что волнует босса. Остальное не важно.
Я не святой. Даже близко. Но я даю им один шанс, потому что Бродерик не может быть судьей и присяжным в одиночку.
Я убираю руку изо рта парня, ожидая, когда он позовет на помощь, и приятно удивляюсь, когда он ничего не делает. Меня скрывает маска, которую носят все оперативники Синдиката Черного Рынка, когда мы ведем дела. Черная водолазка и брюки в сочетании с перчатками скрывают каждую часть меня, которая может быть узнаваема.
— Исчезни. Покинь город, — продолжаю я, прижимая кончик клинка к его яремной вене. — У меня есть наличные. Возьми это, и я не хочу снова застать тебя здесь.
Чем дольше метка смотрит на меня, тем больше страх в его глазах рассеивается во что-то лукавое. Он знает, кто я. Еще более удивительно.
— Почему я должен? — он усмехается. — Готов поспорить, какие бы мелкие деньги ты ни попытался мне сегодня кинуть, это далеко не та полезная нагрузка, которую я получу, когда вырежу ковер из-под Бродерика.
Неправильный ответ.
Парень явно не собирается идти.
Я не дам ему второго шанса передумать.
— Отлично. — моя улыбка вспыхивает прямо перед тем, как я разрезаю кожу и мышцы его шеи. Из гигантской красной раны течет кровь.
Я убиваю цель, останавливаясь только для того, чтобы убедиться, что мы зашли достаточно далеко в переулок и там не будет глаз. Никого не волнует, что мы делаем. Я зарезаю его, оставляя куски и зажигалку поверх кучи мяса.
У него был шанс, и он его упустил.
СЕМЬ
Габриэль
Параноик.
Обсессивно-компульсивный.
Суеверный.
Какой бы термин ни лучше всего подходил для обозначения того, как я должен быть уверен, что за мной никогда не следят, рутина настолько прочно въелась в мой мозг, что мне почти не приходится больше думать о том, что я делаю.
Я прокладываю пути, по которым не сможет пойти ни один здравомыслящий человек, меняя свою внешность ровно настолько, чтобы меняться выражением лица, позами и одеждой, чтобы не вызвать подозрений у любого, кто пройдет мимо меня на улице.
Все это часть выступления, пока я возвращаюсь в свою квартиру.
Мое убежище.
Дом, и единственный, который я когда-либо знал, потому что мне пришлось бороться, чтобы сделать его себе. Никто другой не сделает это за меня.
Мои мышцы протестующе дергаются, а ноги болят. Еще один долгий день и даже радость смерти не могут сгладить те потери, которые он наносит мне физически.
Жилой комплекс выплывает из виду на фоне облачного неба, когда я поворачиваю за следующий угол. Здесь нет швейцара и никого, кто мог бы наблюдать любопытными глазами и докладывать о моих передвижениях старшему ответственному человеку. Я тащу свою задницу наверх.
На двери несколько замков, и я открываю их все, прежде чем принуждение заставит меня запереть их за собой, один за другим, а затем первоклассная система безопасности включается и готова предупредить меня о любых злоумышленниках.
Затем, как по маслу, проверяю квартиру. Здесь нет тайников. Даже в шкафах нет дверей.
Одна комната, затем другая, мои шаги деревянные.
Никаких личных контактов. Ничего, что я не мог бы оставить, если мне придется взять и уйти.
Так было всегда, так меня учила мама.
Ни одного растения на окне.
Что за дом у Лейлы? Могу поспорить, что у нее внутри есть тайная мягкая жилка. Вероятно, у нее на кровати лежит пара мягких игрушек, которых она не показывает людям.
Я хлопаю себя по голове.
Глупые мысли. Продукт истощения.
В ванной я сбрасываю куртку и позволяю множеству ножей и пистолетов упасть на пол.
Мне следует принять душ.
Мне следует сделать много вещей, которые сделают меня умнее, чем я действую.
Когда часы пробивали три часа ночи, я снимаю с себя одежду и бросаю ее в корзину, чтобы потом сжечь. Я мчусь под душ, не останавливаясь, чтобы отдохнуть, и позволяю воде смыть грязь.
Нет оправдания грехам, запечатленным в моей душе.
И их будет еще очень много, прежде чем я выйду из этой игры, независимо от того, по моему ли выбору или кто-то другой нажмет на курок.
Обычно я делаю паузу, чтобы отдохнуть между отметками. По крайней мере, чтобы насладиться проклятым душем, посидеть на кафельной скамейке и позволить бесконечно горячей воде успокоить боль.
Сейчас мне слишком любопытно, чтобы отдыхать.
Интересная детективша. И ее мертвый отец.
Кто она?
Кто он был?
Как эти двое связаны с моим боссом и Синдикатом черного рынка?
По первым впечатлениям я понимаю, что Лейла понятия не имеет, кто убил ее отца и оставил зажигалку; более чем вероятно, что он умер еще до моего пребывания под началом Бродерика. Без сомнения, если бы он умер как знак, никто бы не предложил ему сделку, которую я обычно заключаю.
Принял бы ее отец это предложение, даже если бы ему предложили, и оставил бы свою дочь?
Когда мне ставят оценку, обычно этот человек не обязательно заслуживает смерти. Это только те, кто каким-то образом перешёл черту. Я предлагаю им жизнь: уйти, спрятаться и никогда не возвращаться, иначе им конец. Если они примут мое предложение, я сверюсь со своим целевым списком насильников, негодяев и растлителей, заслуживающих смерти, и зарежу их вместо метки.