Он гримасничает, его губы скривились в беззвучном рыке, и он игнорирует меня, пока не распахивает дверь в одну из частных комнат. Разумеется, она занята, и четыре человека внутри представляют собой спутанную массу конечностей.
— Убирайтесь к черту. Сейчас, — он выкрикивает предупреждение четверке и ждет, пока они разбегутся, прежде чем запереть нас внутри. Когда он поворачивается ко мне, выражение его лица становится совершенно враждебным. — Ты ревнуешь? — спрашивает он меня.
Странная энергия между нами дает еще один импульс, более сильный, чем раньше, и мне приходится тщательно обдумывать свои слова. Я смотрю на него так, будто никогда его не видела, и только потом понимаю, что он все еще держит меня.
Я выдергиваю у него руку, но он не отпускает. Его глаза изучают мое лицо.
— Конечно, я не ревную, — ровно отвечаю я.
Его руки ласкают мои плечи, мою шею, мои руки. — Как ты себя чувствуешь? О чем ты думаешь?
Я рычу, мне некомфортно. — Вокруг никого. Тебе больше не нужно притворяться, — говорю я ему. — Тебе не обязательно вести себя так, будто ты действительно беспокоишься обо мне.
Он хмуро смотрит на меня, его брови предупреждающе сдвинуты вниз в виде темной буквы «V». — Всегда есть на кого притвориться, — отвечает он. Он бросается обыскивать комнату, и я впервые воспринимаю все это. Мягкие ткани, голые стены. Я практически вижу, как в его голове работают колеса, прежде чем он вытаскивает из угла небольшую скрытую камеру. — Кроме того, тебя не было со мной на той сцене. Придумывай все оправдания, которые хочешь, но ты стукачка, черт возьми. Ты можешь считать себя отважным детективом, но я тоже умею читать людей. Я знаю, когда кто-то отстранился.
Он обращает на меня всю силу своего внимания, и этого достаточно, чтобы заставить меня извиваться. Каждая часть меня горяча совершенно по-другому, чем когда он скользнул внутрь меня.
— Со мной все было в порядке, — яростно настаиваю я.
Он швыряет мне мою разорванную рубашку, чтобы вытерла его сперму.
— Я не идиот, — огрызается он, когда я яростно вытираюсь. — Когда ты согласилась работать со мной, это указывает на соглашение, в котором оба человека понимают отношения.
— У нас нет отношений.
Нарастающая волна страха наконец отступила, и я снова в своем теле, на земле. Почему-то я чувствую себя одновременно лучше и хуже, чем до того, как мы начали.
— Мы делаем это до тех пор, пока это дело не будет завершено. Я не хочу, чтобы ты говорила, что я воспользовался тобой, потому что мы оба занимались этим с открытыми глазами, но присутствовал только один из нас.
Я провожу рукой по волосам, не в силах с ним спорить.
Мои внутренности скручиваются вместе, а остальной части меня нужно двигаться. Необходимо что-то сделать, чтобы избавиться от маниакальной, напряженной энергии внутри. Комната слишком мала, но мысль о том, чтобы вернуться на первый этаж после того, что произошло, наполняет меня страхом и мучительным чувством неправильности.
— Тогда перестань вести себя как идиот. А еще лучше, перестань вести себя так, будто ты этот чертов потрясающий парень, который действительно заботится обо мне, хотя это неправда. Это не что иное, как поступок, из-за которого меня убьют, потому что я тоже идиотка.
Он подходит ближе, и я стучу его по плечу, заставляя отойти на шаг назад.
— Тебе понравилось, — в нем есть что-то обнадеживающее.
— Тебе понравилось. Точно так же, как тебе нравится трахать любую другую шлюху, потому что ты не можешь жить с самим собой. Ты ублюдок, и шлюха. Вот почему ты приходишь в такие места.
Я сразу же сожалею о том, что сказала. Я точно знаю, почему я сорвалась. Потому что я не могу с этим справиться, и хотя самосознание должно что-то значить, оно означает херню, когда дело касается здоровых способов справиться с травмой.
— О ком ты вообще говоришь? — Габриэль отвечает тихим голосом. — Я? Или ты? Я разобрался со своим дерьмом.
— Ты убийца, — я провожу руками по лицу, когда реальность ситуации приближается. Я полицейская и позволила убийце меня трахнуть. Сильно? Убийца прав. Я знаю, что нужно для хороших отношений Дом/Саб, и я посмеялась над этим с Габриэлем. — Мне никогда не следовало соглашаться работать с кем-то, кто…
Скорее всего, убил моего отца. Или, по крайней мере, знает, кто это сделал.
Хмурый взгляд Габриэля становится еще сильнее, его глаза становятся холодными и смертоносными. — Я не настолько облажался, чтобы гоняться за дочерью одного из своих жертв. Поверь этому.
Дерьмо.
Откуда он знает?
— Я вижу это по твоему лицу, — он отвечает на мой невысказанный вопрос, когда я просовываю руки в бретельки бюстгальтера. Моя рубашка испорчена, но, по крайней мере, у меня есть куртка.
Как только я заканчиваю одеваться, Габриэль подходит прямо к моему телу и прижимает меня своим телом к двери. Он хватает меня за руки и хлопает ими по обе стороны моей головы. Некуда идти. Некуда бежать. — Ты хочешь думать обо мне худшее, Лейла? Вероятно, ты права. Любую дерьмовую вещь, о которой ты можешь подумать, я, скорее всего, уже сделал. Но не это.
Мы оба тяжело дышим.
Габриэль наклоняется, как будто собирается меня поцеловать, и я дергаюсь. Момент разбивается, и он отступает.
— С этим чертовым посттравматическим стрессовым расстройством ты разберешься позже. Нам нужно вернуться и приятно провести время на первом этаже. Поговори. Выясни, что напугало нашу девочку Кенди.
Он сжимает мои запястья, чтобы я точно знала, кто здесь главный, заставляя меня вспомнить, что мы сделали, и делает шаг в сторону, чтобы схватить дверную ручку и открыть замок.
— Выпей. Иди напейся.
Проходя мимо, я прочищаю горло и проверяю его плечом.
Габриэль занимает одну сторону первого этажа, а я — другую, но не раньше, чем он хватает меня за руку и целует костяшки пальцев. Резкое заявление о претензиях, как будто траха меня было недостаточно.
Черт меня побери, но я дрожу, сквозь меня пронзает электричество.
Я занимаю одно из последних мест в баре и указываю на бармена, молодую женщину с бритой половиной головы, татуировкой и огромным пирсингом в носу. Длинные светлые волосы вьются до груди на противоположной стороне головы.
— Что тебе нужно? — спрашивает она, ее руки ловко перемещаются между бутылками. Она льет, не задумываясь.
— Что-нибудь дешевое, что сгорит по дороге вниз, — говорю я ей.
Она улыбается мне. — Я точно знаю, чего ты хочешь, детка. Я тебя прикрыла. Ты мне доверяешь?
Я качаю головой. — Ни грамма ничего, кроме спиртного.
Бармен пожимает плечами. — Точка принята.
Я понятия не имею, что она смешивает, но она протягивает мне пинту, наполненную примерно наполовину, коричневое на коричневом ликере, и мой первый вдох настолько силен, что обжигает волосы в носу.
— Ты талантливая.
— Не так сильно, как ты. — она жестом указывает на сцену. — Отличное выступление. Возможно, с этой точки зрения у меня нет места в первом ряду, но ты прирожденная.