— Я позволю ей истекать кровью еще немного, прежде чем позабочусь обо всем здесь.
Мой босс снова смеется, и его лакей берет портфель, и они вместе выходят на улицу. — Теперь с ней больше не будет проблем, — заканчивает последний.
Я не расслабляюсь, пока не слышу звук хлопающих дверей и отъезжающих машин. Мы почти вышли из этого. Еще один шаг, и затем наступает самое сложное: заставить Лейлу принять новое соглашение, как будто я только что не разрушил каждый дюйм с таким трудом завоеванного доверия между нами.
ДВАДЦАТЬ СЕМЬ
Лейла
— Но, папочка!
— Посчитай до 100, девочка моя, и засчитай время. Я вернусь прежде, чем ты закончишь.
Голос отца затихает в моей голове, и тишина открытого склада приветствует меня. Прохладный пол вызывает дрожь в моем избитом теле, а боль становится тупой и постоянной пульсирующей. Лицо у меня такое, будто я вдавила его в мясорубку и уехала в город.
Святое дерьмо.
Зубы шатаются, и я провожу языком сначала по верхнему ряду, а затем по нижнему, запутываясь в ткани. Дыхание болит, легкие сморщатся, язык распухнет на два размера больше…
Раньше из меня выбивали дерьмо. Такое случается, когда вы просто не можете заботиться о своей личной безопасности. Раньше я вступала в множество споров, не только в спортзале, но и с людьми, участвующими в моих делах, подозреваемыми, которых я интервьюировала, и которые не очень любят, когда я бросаюсь им в глаза.
Я преследовала подозреваемых на улице и хваталась за них, но они разворачивались и принимали ответные меры.
Ничто не сравнится с тем, что я только что пережила.
Быть побежденной Габриэлем и его боссом — это нечто особенное. Неуклюжие кулаки Бродерика смертельны. Он точно знает, куда ударить, чтобы нанести наибольший урон с наименьшими усилиями с его стороны. Лучше бы меня ударили чертовым куском мрамора. По крайней мере, Габриэль, я думаю, справился со своими ударами, но лишь на небольшую долю. Надо было быть убедительной, верно? Да, мои болящие ребра с этим не согласны.
Я дергаюсь, мои мышцы спазмируются, поскольку весь мой организм борется с необходимостью отключиться. Я отдаленно слышу голоса вокруг меня, прежде чем звук шагов затихнет, когда они идут к выходу. Бродерик Стивенс, лидер Синдиката черного рынка…
Какой полицейский не отдаст свой значок за попытку его арестовать?
Он держал меня здесь, смотрел на меня, как на муравья, пойманного под увеличительное стекло.
И все же, какую бы ужасающую картину он ни представил, он оставил меня со своим любимым жнецом, борющимся со звездами, танцующими за моими закрытыми глазами. Все разговоры Габриэля о стоп-слове… остановился бы он на самом деле, если бы я попыталась что-нибудь сказать? Сомнительно.
Делая глубокие вдохи, от которых у меня горит нос, а ребра кажутся горячими кочергами, я дергаюсь, вытягивая пальцы и руки. И если я не ошибаюсь, мое правое запястье двигается больше, чем раньше. Это почти как веревка…
Это не ошибка. Веревка ослаблена. В какой-то момент узел, должно быть, развязался. Я извиваюсь, дергаюсь и ерзаю под путами. Мое тело отказывается со мной сотрудничать, и тогда я двигаюсь в неправильном направлении, боль ослепляет. Ушибы ребер. Я знаю это чувство. Надеюсь, ничего не сломано.
Если нет, то это маленькое чудо, и на данный момент мне придется взять то, что я могу получить.
Единственное, что здесь сломано, это моя чертова гордость за то, что я доверяю кому-то, кого знаю лучше, чем вообще связываюсь с этим. Что-то сжимается в моей груди, и я отказываюсь верить, что это как-то связано с моим сердцем. Потому что я не привязываюсь к мужчинам. Никогда . Особенно такие придурки, как Габриэль, которые показывают свое истинное лицо, когда этого меньше всего ожидают.
Следующая волна огня в моем туловище выбивает воздух из легких, но мне удается освободить запястье.
Или, по крайней мере, узел ослаб. Взглянув на Габриэля, можно увидеть, что он смотрит в том направлении, куда ушли люди. Я поворачиваю кресло как можно медленнее, чтобы не шуметь, и достаю завязку вокруг левого запястья, затем обеих лодыжек.
Должно быть что-то поблизости, чем я смогу защититься.
От него.
От единственного мужчины, которого я когда-либо…
Нет . Отвлекающие факторы, это всего лишь отвлекающие факторы, чтобы еще больше мысленно наказать себя.
Он будет чертовски сожалеть об этом.
Крепления полностью ослабевают, и я сдерживаю стон. Где-то на Клинта должна быть еще одна информация. Я в этом уверена. Никто из нас не ходит без хотя бы одного спрятанного пистолета. Где бы он его спрятал? Если я смогу добраться до него, если я смогу каким-то образом найти его, это будет небольшой самородок силы в мою пользу.
Я придвигаюсь ближе к телу и стискиваю зубы, борясь с приступом агонии. Двери машины хлопают снаружи. Надеюсь, Габриэль отвлекся. Кажется, он внимательно прислушивается, а затем раздается звук двигателей, который то набирает обороты, то затихает вдали.
Чего я жду? Мне следовало использовать шум, чтобы замаскировать все, что я могла сделать. Может быть, еще есть время…
Быстрый взгляд на него показывает, что он повернулся и смотрит на меня. Он ничего не говорит.
Он только наклоняется, чтобы схватить Клинта под руки и провести тело через склад, вокруг столба и с глаз долой, где я определенно не смогу до него дотянуться.
Комната наклоняется, колеблясь, как тепловые лучи вдалеке. Я стараюсь не шевелиться, когда он возвращается. Я не могу ничего выдать, чтобы дать ему понять, что я свободна от оков, поэтому крепко сжимаю стул, пока он тянет стул обратно в вертикальное положение, в котором я нахожусь.
Габриэль проводит рукой по моему лицу, нежным прикосновением убирая волосы с моих глаз. Он утаскивает ткань изо рта, и я замечаю ее, пропитанную моей кровью.
— Тебе понравилось шоу? — я спрашиваю его. Моя разбитая губа болезненно пульсирует при каждом движении. — Я не уверена, что тебе больше нравится трахаться или убивать. Какой из них твой любимый? Мне бы хотелось знать.
Его молчание бесит меня.
— Если ты не…
— Заткнись, Лейла, — бурчит он. Он проводит рукой по лицу, в его тоне снова появляется раздражающее превосходство. — Просто заткнись. Хорошо?
Кажется, он чего-то ждет. Что?
Он оглядывается через плечо, его лицо напряжено. Он все еще отвлекается. А это значит, что пришло мое время блистать. Я пользуюсь этой возможностью, сбрасываю ослабленные веревки с рук и ног и падаю со стула набок. В ту сторону, где Габриэль засунул мой пистолет в штаны. Мне удается вытащить его из-за пояса и на следующем вдохе направить на него.
Загрузка камеры эхом разносится по огромному пространству.
Он медленно перемещается и смотрит на меня, невозмутимо.
— Не думай, что я этого не сделаю, — черт, мой голос дрожит. Мои пальцы делают то же самое. Я всегда такая уравновешенная, но этот человек меня нервирует. — Я, черт возьми, заставлю тебя заплатить за то, что ты со мной сделал.