— Как прошел ваш день, мисс Стоун? — спрашивает он.
— Еще один день в раю, — отвечаю я трелью.
Он усмехается, потому что мой странно веселый тон ему не кажется странным. Именно так и работает «Эшли Стоун».
Я использую свою карточку-ключ для доступа к лифту и нажимаю кнопку пятого этажа. Достаточно высоко, мне не нужно беспокоиться о том, что кто-нибудь залезет на террасу и вломится. Не говоря уже о довольно красивом виде на общественный сад.
Никогда в жизни я бы не могла себе представить, что буду жить в таком месте.
Сейчас? Это обычное дело. Это нормально. Я нормальная.
Внешность может быть чертовски обманчивой.
Я захожу в свою квартиру и подбираю ключи, нет необходимости проверять место. По крайней мере, раньше в этом не было необходимости. Вот только сегодня на краю столешницы моего кухонного острова лежит маленькая карточка. Карточка, которой не было, когда я ушла в спортзал.
Инстинкт заставляет меня согнуться в поясе и потянуться за пистолетом, который я держу привязанным к лодыжке. Скрыто, но доступно в любое время. Я вытаскиваю его и взвожу на предохранитель. Тот же инстинкт заставляет меня отбросить беспокойство и отправиться по квартире в поисках взлома. Точка входа. Места, где может спрятаться вор.
— Ты сейчас серьезно?
Эти темные тона — не столько пуля, сколько ласка, несмотря на то, что мужчине, которому они принадлежат, здесь не должно быть. Я опускаю руку в сторону.
Габриэль прислонился к моему дивану в гостиной. Его руки скрещены на груди, и он смотрит на меня, глаза светятся весельем.
Он... здесь.
Как он здесь?
Я едва могу держать пистолет онемевшими пальцами.
— Это юбилейная открытка, — объясняет он. — Целый год быть кем-то другим. Каково это?
— Я никогда не считала тебя сентиментальным типом. — я заставляю себя снова поднять пистолет и целюсь ему в лоб. — Есть ли причина, по которой мне не следует тебя убивать?
Я хочу иметь это в виду, но видеть его здесь лично, человека, который рисковал всем, чтобы дать мне эту свободу… как я могу его ненавидеть? Несмотря на то, какой он?
Габриэль пожимает плечами. — Кого ты обманываешь?
— Почему ты здесь?
Он медленно разворачивается и выпрямляется во весь свой высокий рост. — Это долгая история. Но, похоже, у меня собственный кризис идентичности. Нужно быть кем-то другим, — его взгляд загружен. — И тебе снова нужно стать кем-то другим. Эшли Стоун должна умереть.
Мой желудок опускается. — Почему?
Наконец-то у меня здесь есть распорядок дня. Это скучно и однообразно, но безопасно и моё. И это то, чего я хочу.
Это то, чего я хочу.
Я хочу…
Один взгляд на него заставляет меня усомниться во всем, в чем я убедила себя за последние двенадцать месяцев.
— На всякий случай, — говорит он.
Он медленно приближается ко мне, его мышцы дрожат под слишком тесной тканью рубашки.
— В случае? В случае чего?
— На случай, если кому-нибудь придет в голову глупая идея преследовать нас.
Нас.
— Крутой детектив и засранец-убийца, — говорит он с легкой усмешкой. — Какая у нас пара.
Он сейчас так близко. Достаточно близко, чтобы я могла вдохнуть его в свои легкие и вспомнить, как отчаянно скучала по нему. Габриэль выхватывает пистолет из моей свободной руки и отбрасывает его в сторону, запуская пальцы в мои волосы.
— Ты всегда говоришь самые приятные вещи, — говорю я с сожалением.
Его глаза сверкают изумрудными кусочками. — К несчастью для тебя, Лейла Синклер, есть только одна чертова женщина, достаточно психотическая, чтобы дать мне то, что мне нужно. И я вырвался из своих цепей, чтобы найти ее. Я надеюсь, что мы сможем найти новый путь. Вместе.
О Боже. Вместе.
Единственная отчаянная надежда, о которой я была слишком напугана, чтобы даже подумать в прошлом году, и он только что сказал это вслух. Вместе.
Мне всегда казалось, что невозможно снова увидеть его, этот пережиток моей старой жизни и объект моих ночных фантазий.
Я немного нервно прочищаю горло. — Почему ты думаешь, что мне все еще интересно?
Я не уверена, что я хочу, чтобы он сказал, и как я ожидаю, что это произойдет. То, что он здесь, само по себе чудо, и в моей голове тысяча вопросов. Как ему удалось оторваться от Бродерика? Как он нашел меня, если я так хорошо заметала следы?
Куда он хочет пойти?
Потому что черт бы меня побрал, но теперь, когда я вижу его снова, я знаю, куда бы он ни захотел пойти, я последую за ним. На край земли или прямиком в пропасть, лишь бы быть с ним. Я никогда не была любителем Starbucks и цветов. Габриэль Блэквелл напоминает мне, почему.
Его рука скользит от моей головы вниз по линии челюсти, по шее, мимо груди и вниз по бедру, пока я дрожу под его прикосновением. Он просовывает пальцы под пояс моих штанов для йоги прямо к моему сердцу, а затем погружает палец в меня.
— Твое тело говорит мне больше, чем твой рот. Так всегда было, дорогая. Ты каждый раз выдаешь себя.
Он проводит пальцем по моим складкам, большим пальцем обводит мой клитор, и я вздрагиваю.
— Иди ты на хуй, — мне удается вырваться. За словами скрывается только жар и никакой угрозы.
В конце концов… он все еще убийца. Неважно, кто мы и где, он тот, кто он есть. Теперь возникает вопрос, могу ли я принять это или нет, если я все еще считаю себя детективом. Человек, посвятивший себя соблюдению закона и обеспечению какого-то порядка, позволяющего умерить хаос.
Он прикасается ко мне медленно и почтительно, его пальцы исследуют места, от которых у меня перехватывает дыхание. Я хочу его увидеть. Почувствовать его кожу и знать, что он действительно здесь. Настоящий и солидный.
Это темное, запретное существо.
Я дергаю его за рубашку, но он хватает меня за запястья, не давая прикоснуться к нему.
— Еще нет, — бормочет он. Он концентрируется на медленном движении, вцепляясь в меня пальцами. — Ты уже такая мокрая. Мягкая и горячая, как грех.
Я сжимаюсь вокруг него, скуля. — Мне нужно прикоснуться к тебе.
— Скоро, но не сей час, — сталь его ордена скрыта в мягкости его голоса, и мне не хочется ничего, кроме как встать перед ним на колени. Только он.
Габриэль наклоняется, чтобы подцепить мою ногу и поднять ее, чтобы получить лучший доступ к моему центру.
Я такая же мрачная и развратная, как и он, и боролась с этим всю свою жизнь. Это дало мне сильный моральный компас, которому я могла следовать, но что, черт возьми, в этом хорошего, если это не то, что диктует общество? Когда мои вкусы становятся слишком психотическими для нормы?
Пришло время примириться с собой.
Я судья и присяжные. Я всегда была. А Габриэль? Он палач.
Мы нужны друг другу.
Я так устала бороться со своей природой.
Габриэль сглатывает, мои глаза следят за движением его горла. Небольшой проблеск нервозности, который я нахожу странно очаровательным. Первые несколько мгновений мы оба неуверенно общаемся друг с другом, его пальцы все еще ласкают меня. Это был долгий год, когда мы были в разлуке.