В глаза тогда бросилось, что она, оказывается, красивая. На дороге было темно, особо он ее не разглядывал, а теперь вот выявил такой плюс. Красивая, но зажатая. И ведь сразу стало понятно, что она всегда такая, с опущенной головой.
Не то чтобы в нем проснулось что-то человеческое, вообще, после измены жены и после того, как она украла Адель, у Максима мнение обо всех женщинах было совсем не на высоте, но в глубине души он эту девочку пожалел.
А когда началась заварушка, вмазал Ершову на рефлексах.
Алина все это время лежала на снегу. Тряслась. Боялась. Оставить ее здесь было бы не по-мужски. В свою тачку он сажал ее осознанно. Даже думал, что дальше делать, как помочь. Несмотря на его легкую холодность к женскому полу после предательства, мама воспитывала его с уважением к чужому горю.
А когда Алина сказала, что муж выставил ее из квартиры в одних носках, и смотрела при этом так, будто этот недоумок имел на это полное право, в голове впервые проскочила мысль, что она отличается от своей семейки.
Есть вещи, которые нельзя игнорировать. Вот такое неприкрытое домашнее насилие – точно.
Даже после того, что его бывшая сделала с Ади, он просто лишил ее родительских прав и добился полного запрета на приближение к дочке. Никак не мстил и уж тем более, несмотря на адское варево гнева в голове, не собирался поднимать на нее руку.
Максим никогда не был понимающим, эмпатичным, это все не про него. Но кем нужно быть, чтобы бросить девчонку в такой ситуации?
Поэтому помог и вещи забрать, и жилье найти…
В квартире Ершова многое прояснилось. Обычный трус, вымещающий злость на бабе. Женился, чтобы доминировать. Средний достаток, много понтов и зашуганная жена рядом, которая лишний раз слова против не скажет.
Максу было нужно лишь помочь и забыть. Но забыть не получалось. С каждым днем в голове появлялось все больше мыслей о том, как она. Все ли с ней нормально? Он будто чувствовал за нее ответственность после того, как помог. Идиот, наверное, но в какой-то момент решил, что луна с неба не упадет, если он один раз к ней заедет, проведает.
Они сидели на кухне в съемной квартире, которую для Алины нашла его помощница. Говорили почти ни о чем. Позабавило, что она, как и вся ее семейка, считала его преступником. Наслушалась тупых баек, переходящих из уст в уста в их маленьком городе, правда, смотрела при этом без осуждения. С легким волнением, даже страхом. Его это улыбнуло. Смешная.
Сколько ей? Двадцать пять? А ведет себя как восемнадцатилетняя девчонка, которая до сих пор отпрашивается у мамы на дискотеку.
В тот вечер он вышел из квартиры с мыслью, что они никогда больше не встретятся. Он все что мог сделал. Да и Алина, судя по всему, в приживалки не набивалась, даже часть одолженной суммы вернула. Переживала дико, что не может все сразу отдать.
Он лично убедился, что все у нее нормально, поставил галочку и уехал из Москвы в длительную командировку. Про Климову больше вообще не вспоминал. А потом позвонила Инга и сообщила, что нашла для Ади няню.
Ершова Алина. Двадцать пять лет. Образование педагогическое.
Первые дни Макс искренне думал, что она намеренно его нашла, намеренно пришла устраиваться на работу в его дом, но, когда приехал и увидел ее в халате и с перепачканным зеленкой лицом, на котором отражался такой ужас от стыда и удивления, что она теперь на него работает, понял, что ошибся. Никого она специально не искала. Но больше удивило другое. Адель. Его дочь, которая никого не принимала. Ни одну няню. А Алинкой прониклась почти с первых дней.
И тут либо Климова – отличный психолог, либо дети и правда тянутся к хорошим людям.
Макс с того момента просто присматривался. Держался в стороне, и чем больше проходило времени, тем больше он понимал, что так искусно притворяться просто невозможно. Алина действительно такая. Добрая, наивная, вечно за всех переживающая…
Она как-то незаметно проникла и в его жизнь. Понравилась всем в доме и ему самому, кажется, тоже. Вот этой своей непосредственностью, простотой, добротой какой-то на грани с сумасшествием.
Улыбалась, а потом краснела и опускала взгляд.
В день, когда ему позвонили из школы и сказали, что Адель забрала мать, а дома выяснилось, что его дочь так назвала няньку, все перевернулось на сто восемьдесят градусов. Максим психанул, первые минуты винил в этом Алину, потому что она не имела права привязывать к себе его ребенка. Не имела, но Ади сама к ней тянулась. Сама.