— А вы разве нет? — спросил в ответ Ниманд.
Высокий мужчина, еще вчера выглядевший таким высокомерным, напыщенным и агрессивным, вдруг сник и пробормотал:
— Вообще-то нет… Пожалуйста, не поймите меня превратно, господа! Вы должны учесть, что я всемерно помогаю вам в работе… что я во всем иду вам навстречу, что я постоянно готов к тесному сотрудничеству…
— Но что же? — перебил его Ратоф.
«Вот это ему по душе, вот это его греет! — подумал Филипп. — Сейчас он на коне. Да здравствует «Дельфи»! Вот всем повинен вирус, а не одна из установок «Дельфи», теперь это непреложный факт!»
Клагер перевел взгляд на Ратофа.
— Однако прошу вас все же учесть, что этой установкой вправе пользоваться все без исключения университеты Германии. Наш институт пользуется широчайшей известностью. У нас работали ученые из самых разных стран.
— И что же? — опять перебил его Ратоф. — Какое отношение это имеет к данному несчастному случаю? Причина его — в вирусе. Вас лично никто не обвиняет. Вы ни в чем не повинны. И помешать преступным действиям вы были не в состоянии. Никому и в голову не придет бросить на вас тень… — И, явно желая обидеть Клагера, закончил: — А то, что ваши сотрудники не обращают внимания на важнейшие инструкции по эксплуатации — это для вас, конечно, большой минус…
— Господин доктор Ратоф, — перебил его вечно мерзнущий прокурор. — Довольно! Я хорошо понимаю профессора Клагера, для него предстать перед судом общественности — дело очень и очень нелегкое. Вы, конечно, довольны. Причина катастрофы в вирусе, a не в конструкторских неполадках изделий «Дельфи». Я понимаю, что как представитель «Дельфи» вы вполне удовлетворены. Но — довольно!
— Что это вы себе позволяете? — Ратоф даже встал с места. — Я ничего подобного выслушивать не намерен. Еще немного, и — если вас послушать — окажется, виноваты не убийцы, а пострадавшие от их преступления. — Он умолк и поклонился в сторону побледневшего Клагера. — Прошу прощения, господин профессор.
Клагер отвернулся.
Паркер сказал:
— Мы вынуждены провести пресс-конференцию по очень простой причине, господин профессор. Вчера вечером в полицей-президиум звонили журналисты из многих центральных и провинциальных газет, а также из ДПА:[82] они требовали сообщить им, что случилось в вашем институте и почему один человек погиб, а двое тяжело ранены. Этих звонков можно было ожидать, господин профессор. От них, журналистов, ничего не утаишь. У этих троих есть родственники, не так ли?
— Есть, да… Разумеется, им была предложена денежная компенсация… если о чем-то подобном вообще можно говорить… Мы рассчитываем с каждой семьей договориться отдельно… И считаем, что таким образом можно будет до минимума сократить число людей, посвященных в эти трагические события…
— Это невозможно, — сказал Паркер. — Газетчики от нас не отстанут. Сегодня, я уверен, объявятся и телевизионщики. Мы вынуждены провести пресс-конференцию, и чем раньше, тем лучше. Мы все будем отвечать на вопросы: вы, господин прокурор, эксперты из специальной комиссии, эксперты господина доктора Ратофа и, прежде всего, вы, господин Сорель. Я предлагаю провести пресс-конференцию уже завтра в полицей-президиуме, в десять утра. Не возражаете?
Никто не возражал.
— Итак, завтра в десять, — подытожил Паркер.
Наступившую после этих слов тишину прервал Ратоф. Он пророкотал:
— Что касается несчастных родственников погибшего, господин профессор, то я уполномочен уже сейчас заверить вас от имени «Дельфи» — исключительно из чувства человеческой солидарности, и ни в коей мере никем к этому не понуждаемые, мы готовы предоставить родственникам убитого и раненых необходимые финансовые средства… в достаточных размерах… так что ваш институт никак не пострадает, по крайней мере — в финансовом отношении.
Филипп вернулся в «Интерконтиненталь» около семи вечера. Вместе с ключами портье дал ему конверт. В лифте он открыл его и достал бланк со штампом «Прием сообщений». Ниже было напечатано:
«В 11.37 звонила мадам Фалькон из Женевы. Ей можно позвонить после 17 часов по домашнему телефону. С наилучшими пожеланиями». И подпись сотрудницы отеля.
Лифт остановился. Филипп вышел, положив конверт с запиской в карман. Войдя в салон своего номера, он увидел на письменном столе у окна вазу, в которой было много роз на длинных стеблях. Около вазы лежала маленькая открытка. Незнакомым почерком — наверное, рукой продавщицы из цветочного магазина в отеле — было написано: «Pour toute la vie, Claude».[83]
82
Deutsche Presse-Agentur (DPA) (