Металлические жалюзи на больших окнах в спальне Клод опустила еще перед отъездом в Ивуар, и с тех пор не поднимала. И в то время, как на улице вовсю светило солнце, спальня освещалась только электрическими лампочками в висевших на стенах больших белых раковинах. Филипп не сводил глаз с Клод. Впервые он заметил, что на лбу у нее тоненькие морщины, а от носа ко рту пролегли две складочки. Волосы она не причесала, глаза воспаленные, красные, голос звучит хрипло. Рукава пижамы под мышками потемнели от пота. В пепельнице на тумбочке у постели — горка окурков. Рядом с пепельницей — наполовину опустошенный стакан с вином.
С этим Грегори Клод говорила еще минут пятнадцать. Филипп все время смотрел в ее сторону, а она не взглянула на него ни разу. Он с горечью подумал о том, что хотя он очень хорошо понимает Клод, ее обиду и тревогу, его самого, если говорить, положа руку на сердце, мало трогает, что Серж оставил их.
«Давно ли мы с ним вообще знакомы? — размышлял он. — И что меня с ним, в сущности, связывает? Сочувствие к нему — вот и все», — подумал он и сам испугался этой мысли. Все остальное, что он якобы чувствовал по отношению к Сержу, показалось ему неестественным и лживым, да, лживым. «А какие чувства должен питать Серж ко мне? Что между нами возникло — дружба, мужская любовь? Какой вздор! Что мы можем испытывать друг к другу? Вся эта жизнь втроем — вещь неестественная, что бы мы там себе ни внушали. Серж ощутил это с особой остротой, первым. Он этого не выдержал — и ушел. Он поступил как человек достойный и верный себе! Конечно, Клод тоже заслуживает уважения: она верна себе и своим чувствам, она переживает за Сержа, она в тревоге, его неожиданный уход причинил ей неподдельную боль. Но у нее все иначе, чем у меня, их с Сержем связывает душевная близость, они столько лет были рядом. Я ворвался в их отношения, я все разрушил. Я виноват».
«Черт побери! — возмутился он тут же. — Почему, с какой стати я виноват? Разве я виноват в том, что она любит меня? Или в том, что я оказался невольно вовлечен в их отношения и вышло так, что я оказался победителем, а Серж — жертвой? Победитель… — усмехнулся этому слову Филипп, — разве у победителей такой вид?..»
Наконец, Клод положила трубку и посмотрела на него. Глаза ее потухли, кожа лоснилась, волосы торчали во все стороны.
— Доброе утро, Филипп, — сказала она.
— Я бы не пришел без твоего приглашения, но я очень беспокоился. Бог знает, какие мысли приходили мне в голову. Я больше не мог вытерпеть. Твой телефон был постоянно занят, и я не знал, почему. Не сердись на меня, Клод! Я сейчас уйду… — он поднялся со стула.
— Нет, останься!
— Я тебе только мешаю.
Она соскочила с постели, подбежала, обняла его крепко прижимаясь к нему.
— Умоляю тебя, Филипп. Ты знаешь, кем был для меня Серж… Понимаешь, мы с ним…
— Я люблю тебя, — сказал он. — Я люблю тебя, Клод. И за то, что ты сама не своя после того, как Серж уехал куда-то, тоже.
Она, похоже, не расслышала его слов.
— Грегори, наш друг, он консультирует Сержа по всем финансовым вопросам. Живет он в Париже. Я звонила всем друзьям и приятелям Сержа, кого вспомнила. С большинством из них я не перезванивалась целую вечность. Я сидела на телефоне всю ночь. Один раз мне ответил совершенно незнакомый женский голос. Мне сказали, что Серж давным-давно умер… Не туда попала… А с Грегори мне повезло… Повезло! — она рассмеялась сквозь слезы. — Грегори сам позвонил мне и сказал, что совсем недавно, сегодня утром, разговаривал с Сержем…
— В Париже?
— По телефону. Грегори Грессон, так его зовут, сказал, что понятия не имеет, откуда ему звонил Серж. Говорит, что, судя по посторонним шумам, он мог быть, например, в аэропорту. Серж поинтересовался курсом принадлежащих ему акций и спросил, какие из них выгоднее всего немедленно обналичить. Серж просил его выяснить это как можно скорее, он еще перезвонит ему. Только и всего. Только Грегори хотел спросить, что случилось, как Серж уже положил трубку. После чего Грегори и набрал мой номер телефона. Ну а я рассказала ему обо всем, что произошло, и разговор получился таким долгим.
— Понимаю.
— Нет, ты не понимаешь.
— Ну, почему же, Клод?
— А если и понимаешь, то не по-настоящему.
«Этого я не выдержу!» — подумал он и, схватив ее за плечи, встряхнул:
— По-настоящему! — сказал он, а сам подумал: «Зачем эта ложь?» — А сейчас давай больше не будем об этом, дорогая! Перестань! Пойди, прими душ! А потом позавтракаем…