Она проснулась, когда спускались сумерки. Филиппа рядом не было. Она нашла его на балконе, где он беседовал с Максом.
— А вот и вы! — воскликнула она и, обращаясь к Филиппу, добавила: — Не очень-то это вежливо оставлять даму в одиночестве. Вдобавок, я наверняка не ошибусь, если скажу, что вы перемывали мне косточки.
Макс встал и обнял ее.
— Да, мы только этим и занимались, дорогая моя.
— Приятно слышать, — ответила она с улыбкой. — И как это Филипп при его скрытности…
— Должен же был он рассказать мне, где и когда вы познакомились, что вместе пережили. И вообще — какая вы удивительная. Я, конечно, захотел узнать о вас побольше — ведь он мой старинный друг.
— И теперь вы полностью в курсе событий.
— Да, — с серьезным видом кивнул Макс. — Теперь я знаю, что о лучшем подарке судьбы, чем вы, Филипп и мечтать не мог. Я поздравляю его — и вас тоже! Потому что Филипп у нас тоже не из последних.
— Что правда, то правда, — согласилась Клод. — Встречаются субъекты куда хуже.
Они рассмеялись, и Макс снова обнял ее, а потом Евфимия принесла кофе и попрощалась с ними до завтра. Клеопатра прыгнула на колени Макса. Он почесал за ушками, и она мягко замурлыкала от удовольствия.
Филипп начал рассказывать о том, с чем пришлось столкнуться после трех вирусных атак. Времени было вдоволь, и он не опускал подробностей, а Макс слушал его с подчеркнутым вниманием.
Тем временем спустилась ночь, и внизу, в долине, и в домах на горных склонах зажглись тысячи огоньков. Макс зашел в дом и принес оттуда три теплых свитера и бутылку превосходного вина. Они выпили совсем понемногу, и Макс заговорил, обращаясь сначала к Филиппу:
— Когда в последний раз ты звонил мне из Мюнхена, я сказал, чтобы ты поскорее приезжал сюда, ибо происходит нечто такое, что не поддается осмыслению, и что обсудить это мы должны не по телефону. Припоминаешь?
— А как же, — ответил ему Филипп.
— В Китае я встретился со многими умными и знающими людьми, причем не только с китайцами. Мы дни и ночи напролет говорили о том, что ко всеобщей радости рухнул коммунизм, а вместе с ним Советский Союз и весь Восточный блок. И что мы оказались в совершенно изменившемся мире, в мире глобального капитализма и объединенной Европы, в которой ведутся войны и происходят забастовки, где расовая ненависть смыкается с враждебностью к иностранцам, где сейчас девятнадцать миллионов безработных. Как известно, каждый, не нашедший работы в своей стране, может работать в любой другой стране Европейского Союза, потому что границ в их былом понимании больше не существует. Правда, в других странах тоже нет свободных рабочих мест…
Клод несколько наклонилась вперед, внимательно слушая Макса Меллера.
— И в этом прекрасном новом мире гиганты промышленности объявляют, что за прошлый год им вновь удалось вдвое увеличить свои доходы, а также сократить десять тысяч рабочих, после чего индекс акций этих корпораций на бирже резко подскочил.
— Об этом, — Клод вынуждена перевести дыхание, — как раз об этом я однажды говорила Филиппу.
— Я знаю.
— Откуда? — удивилась она. — Это вам Филипп рассказал?
— Нет, — ответил Макс. — Но когда я сегодня увидел ваше лицо, я все понял, дорогая моя. Я, увы, старый человек, и жизнь меня научила читать по лицам, а особенно по глазам, и я совершенно уверен, что именно такой разговор должен был состояться у вас с Филиппом, потому что вы тоже возмущены, как и я…
— Дальше! — сказал Филипп. — Продолжай, Макс!
— Так вот, — проговорил Макс, — новая валюта и ЕС — это, конечно, вещи прекрасные — для индустрии, для банков, для страховых компаний. Вы можете быть совершенно уверены в том, что экономика и армия — никогда не забывайте о любимой армии! — от реформ последних лет нисколько не пострадают…
Филипп с усилием сглотнул.
— И поскольку такие сказочные доходы получают очень многие гиганты индустрии в самых разных странах, не извлекая при этом уроков из истории и существующих экономических законов, произошел крах сначала на японской бирже, а затем и на биржах государств, которые своим богатством обязаны использованию детского труда. Крах дальневосточных бирж отозвался и на биржах Европы, Северной и Южной Америки, потому что мир наш очень невелик, и все мы друг от друга зависим. Ну а уж последствия этих биржевых потрясений были по-своему восприняты глобальным капитализмом, который считает, что отныне для него никакой закон не писан и что считаться ему не с кем. Было положено начало новому развитию: разного рода слияниям. Разные фирмы сливаются прямо лихорадочно…