После долгого обратного пути через кладбище, они, уже неподалеку от выхода, оказываются перед сложенной из камней конусообразной пирамидой с чашей на вершине, из центра которой бьет струя воды. Здесь участники похоронной процессии останавливаются и омывают руки, а Давид Левин говорит Клод и Филиппу: «Мертвое тело — нечистое, потому что в нем нет больше божественной жизни. Поскольку жизнь — это отражение божественного в этом мире, все мертвое с духовной точки зрения нечисто. Прежде чем выйти из ворот, мы омываем руки наши, чтобы не перенести ничего из мира смерти в мир жизни». И он подставляет руки под струю воды. Филипп следует его примеру, а Клод говорит:
— Я хочу оставить для себя что-то от Сержа в мире жизни, и поэтому омывать руки не стану.
Вместе с Максом и Филиппом она выходит на широкую площадь перед кладбищем, где припаркованы машины. Попрощавшись со всеми, они возвращаются в «Бо Риваж».
По дороге они не проронили ни слова, и Клод, настоявшая на том, что сама сядет за руль, вела машину, соблюдая всю необходимую предосторожность. В холле отеля их заметил консьерж и поднял руку. Они подошли к нему. Консьерж выразил Клод и Филиппу свои соболезнования, а потом сказал:
— Месье Сорель, вам уже три раза звонил мэтр Марро. Он просил вас немедленно приехать к нему. Он все время повторял это слово «немедленно». И если мадам Фалькон сможет сопровождать вас, это, мол, будет очень кстати.
24
Когда они вошли в кабинет адвоката, тот встал из-за стола и поспешил им навстречу, семеня своими маленькими ножками… этот мэтр Раймонд Марро, самый толстый человек из всех, кого видел Филипп. Клод смотрела на него с нескрываемым удивлением.
— Наконец-то! — произнес он. — Мадам Фалькон, месье Сорель! — он схватил руку Клод, изобразив нечто вроде поцелуя. — Прошу вас принять мои искренние соболезнования по случаю потери этого столь дорогого для вас человека, дорогая мадам! — и, безо всякого перехода: — Сегодня днем мне нанесла визит ваша невестка, дорогой месье Сорель, Прошу вас, господа, садитесь, — он пододвинул им два кресла, стоявших перед его необъятных размеров столом. Шторы и гардины перед окном опять были задернуты, горел электрический свет.
Колосс проходит за стол и устраивается на своем удобном стуле. Сегодня на нем сшитый на заказ костюм из превосходнейшего материала. Густые черные волосы тщательно причесаны, лицо розовое, как у огромного младенца, серые проницательные глаза. Щеки у Марро свисают, как у хомяка. От него сильно пахнет одеколоном.
Филипп замечает, что Клод по-прежнему не сводит с адвоката удивленного взгляда.
— Моя невестка? Нанесла вам визит? — переспрашивает Филипп адвоката, который роется в каких-то бумагах.
— Совершенно верно. Мадам Симона Сорель, — Марро поднимает на него глаза. — Времени у нее было в обрез. Мы говорили совсем недолго.
— Что ей было нужно?
— Об этом речь впереди, месье Сорель. Будьте столь добры, не перебивайте меня. Эта красивая дама, с которой нас связывают столь неприятные и некрасивые переживания, принесла подарки для вас. Поскольку мне известно, как близко вы воспринимаете все, что касается жизни месье Сореля, я позволил себе, мадам Фалькон, передать эти подарки вам обоим. Потому что они имеют огромное значение — для вас обоих. — Он ловким движением достает из картонной коробки видеокассету. — Позвольте попросить вас об одной услуге, месье Сорель: вложите эту кассету в видеомагнитофон. Мне что-то не хочется вставать из-за стола.
Филипп принял кассету из его рук. На ней красным фломастером было написано: «Кадры и звук этой видеопленки перезаписи не подлежат! Запись самоуничтожается через десять секунд после первого просмотра!»
Он сунул кассету в видеомагнитофон.
Марро продолжал говорить:
— Солнце светит прямо в окно. Поэтому я задернул гардины. Так вам будет лучше видно. Вот вам пульт, месье. Большое спасибо! — Передавая пульт, он успел нажать на одну из кнопок.
— Ну-с, посмотрим, — проговорил мэтр Марро.
Сначала пошло черно-белое изображение, затем последовали белые цифры «три», «два», «один» — и уже в цвете появилась Симона Сорель. Длинные черные волосы зачесаны назад и перехвачены на затылке заколкой. Филипп увидел ее большие карие глаза, высокий лоб, крупный четко очерченный рот… Его левое веко дернулось. Он вспомнил о встрече с Симоной в «Бо Риваже», о шантаже и о той немыслимой сумме, которую пришлось заплатить мэтру Марро, чтобы избежать скандала. «Что на этот раз? — подумал Филипп. — Я больше этого не вынесу…»