— Извините меня, мэтр, но одного вопроса я не могу вам не задать.
— Да сколько угодно вопросов, я ведь и ваши интересы представляю — так что, пожалуйста!
Маленькие умные, проницательные глаза Марро посверкивали на его гладком сытом лице.
— А мог бы кто-нибудь из «Дельфи» склонить вас к тому, чтобы вы передали им материал, — спросил Филипп. — Не сердитесь на меня…
— С чего это вдруг? — остановил его Марро. — С какой стати? Это вовсе не в моих правилах — обижаться на своих клиентов. А особенно на вас, которого я, признаюсь, впустил в свое сердце. Правильно ли я вас понял: не может ли кто-нибудь из «Дельфи», соблазнив меня огромной суммой денег, заполучить этот материал?
— Вы меня правильно поняли, мэтр. Могли бы они сделать это, ну, скажем… за пять миллионов?
— Долларов?
— Или марок.
— Не думаю, чтобы вы хотели оскорбить меня, месье Сорель.
— А за десять миллионов?
— Месье, если вы со мной вздумали шутки шутить…
— Ни о какой игре не может быть и речи! Значит, ни за пять, ни за десять миллионов долларов — нет! А за сто миллионов?
— Месье, — с чувством собственного достоинства проговорил Раймонд Марро, — оставим это!
— Почему?
— Я не в состоянии ответить на ваш вопрос о том, как бы я повел себя в такой ситуации — если бы мне, предположим, предложили сто миллионов долларов. И прежде всего потому, что я не могу себе представить, при каких обстоятельствах мне могло бы быть сделано подобное предложение. А вдруг у меня будет страшная болезнь, или я разорюсь, или меня поставит в безвыходное положение один из моих основных деловых партнеров… Я, месье Сорель, в данный момент считаю подобные разговоры пустыми, а опасения — беспочвенными и беспредметными.
— Это вы сейчас так говорите. А как насчет вполне обозримого будущего?
— Вообще-то вся моя жизнь построена на том, что я могу представить себе все, что угодно, все без исключения. И поэтому ответить на ваш вопрос я не могу. Позвольте мне, мадам и месье, сформулировать свою мысль следующим образом: в реальной жизни стопроцентной, то есть абсолютной гарантии надежности не существует. Есть лишь вероятность, близкая к абсолютной надежности. И, если продолжить эту мысль, я смею вас заверить, что ни я, ни мой вероятный преемник никогда такому соблазну не поддадутся. Но дать вам стопроцентную, абсолютную с точки зрения науки гарантию ни за себя, ни за своего возможного преемника я не могу… Мадам, похоже, очень устала… Но, насколько я понимаю, она не питает такого сильного недоверия к людям, как вы, например. Не стоит подозревать всех и каждого… Я предлагаю на этой ноте завершить нашу беседу, в ходе которой выяснились весьма приятные для вас вещи. А теперь отправляйтесь с миром в ваш земной рай…
— Какой еще земной рай?
— У вас ведь есть этот дом в Рокетт-сюр-Сиань, вы сами мне говорили. Этот сад Эдем. Вот и отправляйтесь туда с мадам — и живите без страха, без забот, в любви и согласии!
— Рокетт-сюр-Сиань… Никогда я вам об этом не говорил!
— Говорили, говорили, месье, сейчас вы слишком возбуждены и забыли об этом. Да, вы можете отправиться туда хоть завтра — и ни о чем больше не заботьтесь. Придите в себя, месье, отдохните, наберитесь сил, вздохните полной грудью! Через десять минут я на бронированной машине с двумя охранниками отправлюсь в Постоянное представительство Австрии, где в сейфе, гарантирующем близкую к абсолютной защиту, будет храниться ваша кассета. Само собой разумеется — извините меня, мадам, — но что должно быть, того не миновать — вам придется сопроводить меня туда и присутствовать при том, как я положу эту кассету и закрою сейф!
25
Примерно через час после этого инкассаторская машина, выехавшая из квартала ООН, остановилась перед отелем «Бо Риваж» на набережной Монблан. Из нее вышли Клод с Филиппом. И бронированный автомобиль поехал дальше. Оба сразу направились ко входу в отель, где их ждал Макс. Клод держала Филиппа за руку и, тем не менее, несколько раз споткнулась.
— Что с тобой, дорогая? — спросил он. — О чем ты думаешь?
— О Серже, — ответила она.
Когда они вошли в холл отеля, из кресла, стоявшего в ряду других у колонн, поднялся комиссар Жан-Пьер Барро, седовласый высокий стройный мужчина с серыми глазами, которые видели так много, что потеряли всякую способность выражать удивление. Он погасил в пепельнице сигарету «голуаз» и сделал несколько шагов им навстречу.