— Ни-ичего… У него сильное растяжение связок, небольшие ушибы… Говорят, это быстро пройдет, — тверже, бодрее, хоть все еще сквозь слезы, но охотно сообщила Поля.
«Так вон, оказывается, откуда эти непонятные слезы-то: просто боялась за репутацию любимого человека! — внутренне усмехнулся Тарас своей недогадливости. — А переживает-то как маленькая: она ведь вовсе не из слезливых».
— Когда же вы намереваетесь теперь… что называется, своим домком-то зажить? — желая на прощанье великодушно сказать что-либо ей приятное, спросил он.
— Не знаю, Тарас, может быть, никогда… Ничего еще я не знаю… Может быть, еще придется одной мне в девятое общежитие перебираться, — не сдержавшись, коротко всхлипнула она.
— Да зачем же это, Поля? — осторожно спросил Тарас. — От добра добра-то не ищут. То есть я это только к тому говорю, что ведь ваше седьмое общежитие буквально вне конкурса.. Просто образцовое!
— Ну… я, кажется, уже опаздываю… — быстро подала она Тарасу руку и, едва коснувшись своими холодными пальцами его ладони, стремительно выбежала из комнаты.
Тарас немедленно встал, повернул ключ в двери и торопливо оделся. Затем наскоро застлал койку и бегло принялся по своей давнишней привычке наводить перед уходом порядок в комнате: повесил пиджак, поправил поровнее сдвинувшуюся свою тумбочку, переставил букет с узенького подоконника на стол, подобрал в угол стряхнутые на пол лепестки. Делал он все это так, будто и ему надо было куда-то очень спешить, а на самом деле ему лишь хотелось уйти из комнаты до неминуемого прихода новых «визитеров», чтобы пройтись по свежему воздуху и, как говорится, хорошенько одуматься. Даже мечась с этой торопливой уборкой по комнате, он неотвязно думал о скупо брошенных на прощанье Полиных словах: «Может быть, переберусь в девятое общежитие…» «Что за странная фантазия? — вспоминал он, пожимая плечами. — И зачем ей это, что за нужда в таком чудно́м переселении?..» И только когда Тарас, закрывая створку окна, взглянул вдаль и увидел серебристо посверкивающую на солнце белую этернитовую крышу этого самого, задавшего ему задачу общежития, он без труда вспомнил, что девятое общежитие известно как общежитие для матерей-одиночек. Скулы Тараса покрылись пятнами неровного румянца. Сбросив фуражку, он сел, встал, снова сел и, опять вскочив на ноги, медленно отирая тыльной стороной ладони сразу вспотевший лоб, начал взволнованно ходить взад-вперед.
10
Уже давно хозяйничала зима, все старательнее укрывая Пологую балку и окрестные поля своим белым снеговым одеялом, все выше наметая сугробы в узких проулках поселка, у стоявшего с краю домика Улитина, возле недалеких зарослей шиповника, все резче делая видневшуюся вдалеке темную кромку леса… Постепенно усиливались и морозцы. По утрам, в час сбора на работу, запорошенные окна общежития пропускали лишь негустые сумерки, и без включенного электрического света не обходилась уже ни одна комната. Жаркая сушилка нагревалась безостановочно, круглые сутки, только ночью угасал и несколько отдохнувший было за лето «титан»: теперь около него с раннего утра до позднего вечера можно было встретить любителей погреться чайком.
Оледенелые, поголубевшие стекла в комнате Тараса будто нехотя пропускали первые робкие лучи света. Но еще заметнее делалось тогда это смещенное, как бы отбежавшее к углу, бледное пятно окна. А когда жители комнаты дружно вскакивали со своих коек и кто-либо включал свет, за окном снова казалось бархатно-черно.
Тарас не «удрал» за Полярный круг, не заделался арктическим зимовщиком или корабельным плотником. Больше того, совсем не хлопотал о переводе на шахту «Новая», остался в прежней комнате, даже не сменил своей койки. Да и все в комнате осталось так же, по своему старому расположению, если не считать, что вместо Василия уж давно жил новичок — тоже член бригады Харитонова. Впрочем, эта перемена заметна менее всего: разве только Тарас порой подивится, как неправомерно много места занимала, бывало, в комнате шумная, беспокойная и себялюбивая «широкая натура» Кожухова. А остальные жильцы комнаты, кажется, успели его забыть.
Тарас по-прежнему работал бригадиром молодых крепильщиков. Но вечерами он аккуратно посещал курсы проходчиков, мечтая со временем в совершенстве овладеть этой боевой, очень приглянувшейся ему горняцкой профессией. Случай в старых выработках не испугал его, не обескуражил, с «Соседкой» не поссорил, напротив: отремонтировав своей бригадой крепь первого и второго вентиляционных штреков, Тарас частенько потом проходил к глубокому отвершку Пологой балки и подолгу любовно слушал, как неистово весело гудит снова налаженная при его помощи вентиляция старых выработок, безостановочно забирая в них чудесный воздух окрестных полей и лесов.