— Вы к ней… часто ходите?
— Не больно часто, а раза три была. С тебя пример не беру.
— Ну, как она там живет?
— Живет. Сохнет да плачет — вот покуда так и может.
— Сохнет? Плачет?
— А ты как думал? Так тяжко ошиблась в человеке и танцует себе да песни играет? Она не из легкомысленных пустышек, чтоб на одной ножке после этого вертеться.
Тарас долго думал, но Конова терпеливо, молча ждала.
— Ну… передайте, чтоб себя берегла… Ну и… привет, конечно.
— Хорошо, сирота: все, как сказал, передам! — сразу же поднялась с табурета Конова. — А сам-то чего не зайдешь ее проведать? Иль насмешливых поселковых баб опасаешься? Так не бойся этого. Посудачат, позубоскалят какие-нибудь, да и отстанут.
— После, потом зайду, вероятно… — покраснел Тарас.
— Потом, потом, — представлением с котом, — передразнила Конова. — Потом-то, может, она и без твоего участия обойдется… Человека всегда надо поддержать вовремя! На собраниях своих о чуткости-то — своими ушами сто раз в общежитиях слышала — здорово друг дружку агитируете… И самому небось не раз доводилось об этом же до хрипоты кричать, доказывать, а как на деле — так «потом»!..
— Тут другое…
— Десятое! — сердито хлопнула она дверью.
«Стареет Конова, — подумал Тарас, когда дверь за ней с шумом закрылась, — все чаще стала вмешиваться не в свои дела, согласна, кажется, хоть без конца кого-нибудь распекать, вразумлять, поучать… А на самом деле, по крайней мере в данном случае, все тут, конечно, значительно сложнее, чем ей это сейчас представляется…» Но, думая так, он уже знал, что не в этом дело и не это в пятиминутном визите Коновой главное. Тарас понимал, что от сказанного Коновой ему легко и просто не отмахнуться. «Значит, какая-то доля правды в ее сердитых распеканиях заключена, — удивился он. — Ах да: «…сохнет, плачет», — тут же вспомнил он. И весь вечер не мог думать ни о чем другом. Много думал об этом и после. То Тарасу по-прежнему казалось, что заявляться ему сейчас в девятое общежитие к Поле совершенно не нужно, неуместно, странно, бестактно, даже невеликодушно. Да и в сочувствии его она, может быть, совсем не нуждается. То ему вдруг опять начинали представляться все эти соображения сущей чепухой, что пойти и проведать Полю — его человеческий, товарищеский и какой там угодно долг. В такие минуты Тарас даже узнал у Коновой, что Поля живет теперь в четвертой комнате.
11
Однако только через месяц он побывал в девятом общежитии. Стояла чудесная морозная погодка. После недавних снегопадов поселок выглядел прибранным, будто обновленным. На дворе сгущались недолгие зимние сумерки, и от предметов уже тянулись по сугробам длинные сиреневые тени. Но почти все окна поселка глядели на улицу еще не освещенные изнутри, сплошь разрисованные причудливой изморозью. А на заиндевелых, застывших в безветрии деревьях самые высокие макушки еще не всюду погасили свои мерцающие снежные искры. Синеватые дымки неторопливо струились в небо из труб домов — прямые как шесты, только в самом верху раскуделивающиеся и постепенно тающие. Самодельный мальчишеский каток, мимо которого проходил Тарас, даже в надвигающихся сумерках отсвечивал зеркалом и был переполнен неистово гомонящей детворой. Радостно возбужденные, раскрасневшиеся на морозном воздухе ребятишки чертили своими коньками лед во всех направлениях.
Тарас шел в девятое общежитие, стараясь уже не гадать заранее, как его там встретят (хотя до этого и много раз пытался представить встречу во всех деталях, но невольно вспоминая свое первое посещение седьмого общежития. Не очень много, кажется, пробежало после этого времени, а как много с тех пор утекло воды, как многое изменилось. Смешными представлялись Тарасу сейчас свои недавние ребячьи опасения за плохо улегшиеся на голове пепельные вихры, свои недавние мальчишеские переживания из-за дождя, мешавшего ему идти в «девчачье» общежитие в одном костюме и без калош…
Возле самого здания общежития он нагнал женщину с мальчиком лет семи и невольно слышал отрывок их разговора:
— Ну, чего ты уж так сильно расстроился-то, я не пойму?
— Да-а!.. Попробуй покатайся на них по льду, — сквозь слезы пояснил мальчик, неся позванивающие на бечевках «снегурочки». — Был бы у меня, как у всех мальчишек, отец, он бы уж не купил такие култышки…
— Ничего, Слава, — сдержанно уговаривала его женщина, — я тоже тебе на этой неделе куплю какие полагается коньки, специально для льда.