— Возможно, тревога не надолго?
— Гудок и сирена погромче объявили, все слышали, — заметил Пронькин. — Но сегодня даже Горнов проявляет сознательность и храбрость — не бежит в свою персональную щель.
— Нет, я иду, — упрямо сказал Горнов. — Война, конечно, эвакуация, а на погрузке этих железок все же людей губить не годится!..
— Нам тоже сподручнее покурить в тепле, — поднялись со своих мест несколько рабочих.
И тут же в щели и бомбоубежища из бригады ушло человек двадцать — кто молча, кто старательно прикрываясь шутками и прибаутками.
— Ну, а мы будем загорать? — спросил Пронькин. — Может отбоя этого теперь до утра не дадут? А днем, может, опять налет за налетом?
— Давайте грузить, — подал голос Бурлаков. — В щели эти меня на аркане не затянешь — я видел какой глубины воронки бывают!..
— Верно, хлопцы — не узнаешь, где найдешь, а где потеряешь, — веско сказал пожилой рабочий. — Давайте начинать, а то новый паровоз пришлют и опять у нас — десять платформ порожняком стоят!
Поддержали и все сопровождающие эшелон. Коломейцев словно только этого и ждал.
— Грузить, так грузить, — поднялся он на ноги. — Тем более что остались здесь одни добровольцы. Остерегаться, конечно, надо, но и совесть иметь надо. Бери, Бурлаков, человек шесть покрепче и давай на катках вон тот трансформатор поближе к путям. Бросили, без соображения, за сто метров! Мы его сейчас автокраном в два счета на середину платформы посадим. А вы, ребята, по-прежнему все по своим вагонам!..
Полдюжины рослых здоровяков подвели под тяжелый трансформатор деревянные катки. Но только хотел Бурлаков дать команду начинать подвижку, как ему смутно послышался характерный прерывистый рокот немецкого самолета. Будто мигнули освещенные луной стекла цехов, дрогнула мерзлая земля и дважды — раз за разом! — прогромыхали за стоявшим поодаль промкорпусом оглушительные взрывы фугасок: немцы бомбили завод.
За северными воротами часто-часто забили зенитки, открыли стрельбу установленные на крышах пулеметы. Яростная скороговорка зенитных орудий и пулеметные очереди не дали Андрейке разобрать, что кричал ему в самое ухо сосед. Но, взглянув по направлению его вытянутой руки, он понял, что на многострадальный сборочный цех опять сбросили зажигательные бомбы. Он увидел, что рубероидная кровля двухэтажного корпуса местами горит, а по ней, озаренные отбликами огня, снуют безоружные заводские рабочие — запасшиеся лишь песком, водой и специальными щипцами для сбрасывания на землю мелких «зажигалок».
И тут же он с ужасом увидел вынырнувший из-за водонапорной башни силуэт самолета. Спикировав, стервятник прорвался через заградительный огонь и, развернувшись, поливая из пулеметов выскочивших из цеха сборщиц, устремился прямо на эшелон…
— Прячьтесь под вагоны! — надрывно кричали рабочие обреченной семерке. — Скорее, быстрее сюда!!
Шесть человек молча поднялись и дружно рванули с места. Андрейка не двинулся, точно оцепенел. Он слишком хорошо запомнил поразившую его чудовищную внезапность, чтобы надеяться пробежать эти сто метров до вагонов. Зная, что в его распоряжении всего несколько секунд, он лихорадочно шарил глазами какое-либо укрытие поближе. И вдруг увидел сзади себя полуоткрытый бетонный приямок. Одним броском, ободрав ватник, он ввалился в заиндевелую каменную яму с маслянистой жижей на дне. Его сковал ужас — чудовищный оглупляющий рев и огромный самолет были уже над головой. Судорожным рывком он инстинктивно захлопнул люк и тотчас услышал, как проливным градом стегнули по зазвеневшему чугуну пули.
Когда гул самолета затих, Андрейка поднял люк, выбрался из приямка. Первое, что он увидел, — распростертые на перетоптанном со снегом песке фигуры четырех убитых. Только двум из шести бежавших удалось спастись. Раненые были и среди работниц-сборщиц; и среди тех недогадливых, к счастью очень немногих, грузчиков, кто впопыхах спрятался под порожние, пробиваемые пулями платформы.
Но главные потери оказались не здесь. Одна из двух разорвавшихся за корпусом фугасных бомб угодила в щели работавшего в ночь инструментального цеха… В этих недавно отрытых крепленых щелях находилась бо́льшая половина ушедших в укрытия из бригады Коломейцева.
Андрейка снова таскал на носилках убитых и раненых, всю ночь догружал оставшиеся вагоны. Вернувшийся на попутной машине начальник эшелона молил поторапливаться. Теперь бригада знала, что четыре теплушки с плачущими детьми и женщинами стоят рядом на беззащитном глухом полустанке, и машинист ждет окончания погрузки, чтобы забрать платформы. Никакого другого паровоза не будет, потому что его нет. А если и окажется — дадут под новый эшелон.