В термическом цехе рабочие сосредоточенно «раздевали» последние калильные печи: снимали приборы, арматуру.
В инструментальном цехе проходы загромождены наспех сбитыми из нестроганых тесин коробами: и наглухо заколоченными, и еще пустыми. А не занятые упаковкой инструментальщики с усталыми лицами пилили новые тесины, торопливо сбивали ящики. Разворошенным выглядел литейный цех: новые электропечи стояли голые, сложная вентиляция была лишена наиболее ценной арматуры, наготове лежали демонтированные конвейеры. С огромных мостовых кранов литейщики снимали тележки, моторы, разливочные ковши, тросы, крюки… То есть тоже все, что представлялось возможным погрузить и увезти.
В первом и втором механическом цехах — пустые фундаменты. Оживленным оказался лишь последний пролет. Приходили и уходили рабочие, торопливо подтаскивающие металл. Вспыхивали и дрожали яркие сполохи. Автогенщики тут, прямо на цементном полу, сваривали из старых рельсов и двутавровых балок противотанковые ежи. Слесари, потея от напряжения, лихорадочно шмурыгали ножовками: распиливали снятые звенья узкоколейки на колья под колючую проволоку. Работа шла бодро: ежи, рогатки и колья не успевали забирать, и они грозно топорщились вдоль перехода.
Неожиданно Андрейка увидел: Лешка Зимин и Акимов таскали на грузовик многопудовые ежи, а Колчан уже орудовал автогенным аппаратом. Руководил работой сам Васенин.
Похудевший лейтенант заговорил с Августиной. Улыбаясь, сострил, что она «подцепила в адъютанты прицепщика». Вскинув брови, подивился, что долго нет ответа на какое-то письмо.
Бурлакова он будто не заметил, хоть тот и поздоровался с ним во всеуслышанье, как и полагается здороваться с командиром.
— Адъютант у меня временный и по совместительству, а письма теперь вообще идут очень долго! — оправдывалась кумачово зардевшаяся Бузун. Торопливо перевела разговор: — Чем вы тут занимаетесь?
— Роем на «золоудалении» противотанковый ров и окопы, — уже суше пояснил Васенин.
Он молча козырнул и, сильно прихрамывая, заспешил за Лешкой Зиминым и Акимовым к грузовику с ежами. Не оглянувшись, сел в кабину и уехал.
— Почему он так? — невольно затревожился Андрейка. — Поздоровался с ним, как и положено, а он даже не ответил?
— Шут его знает, может приревновал, как «адъютанта», — расхохоталась Августина. И, посмеиваясь, рассказала: — Вспомнил лейтенант, на целых пяти страницах, что до тридцати трех лет не умудрился полюбить и жениться… Нечего сказать: выбрал, наконец, подходящее время для объяснений, да еще, кажется, обижается! А что я ему, старику, отвечу? Просто не представляю, как он узнал мой адрес… И зачем это сто раз называть в письме не просто Августиной, а какой-то «Тиной» и даже «милой Тиночкой»? Словом, не имя придумал, а тихий ужас: «Ти-ина»! Бр-ррр…
Бурлаков впервые в жизни сам ощутил что-то похожее на ревность.
— А еще оспаривала, что у тебя женихов не богато? — сказал он. — И еще Депутатов поверил тогда тебе…
— Как будто я ему письмо посылала?! Вот, если я тебе хоть на семи листах накатаю, ты будешь виноват? А?!
Андрейка промолчал.
Они проработали весь одиннадцатичасовой военный рабочий день, но все равно сделали лишь половину задания. И едва державшаяся на ногах Августина, выйдя из проходной, устало говорила, что Кораблев оказался со своим сверхсроком просто торопыгой. А ее непосредственный начальник Ковшов, как всегда, прав: сразу он сказал, что работы тут на добрых два дня.
15
На другой день Бузун опять пришлось воевать с непокладистым Коломейцевым — не хотел отдавать Андрейку на целую смену.
С трудом охлопотала она себе помощника, при посредничестве Ковшова, со ссылками на то, что осталось самое трудное: действующие цехи и все подземное заводское хозяйство.
Бурлаков думал, что запальчивая Августина говорила это бригадиру просто так, для пущей важности. Но к его немалому удивлению, два цеха и в самом деле еще работали: сборочный и автоматный.
Правда, в глубину сборочного цеха его не пустили, невзирая на пропуск с шестеренкой. Лишь из дверей он видел анфиладу светлых отсеков с убегающей вдаль перспективой нескольких конвейеров, густо облепленных с обеих сторон сборщицами. Да с удивлением понаблюдал минут десять сквозь стеклянную переборку, с каким тщанием и бросающейся в глаза осторожностью упаковывали и увязывали девушки небольшие изделия.
— Чего они с этими штучками цацкаются, как с хрустальными? — спросил он, когда Августина вышла к нему.