— Что вы, — торопливо вставил Бурлаков. — Я теперь это понимаю. И сам я не по всякой тревоге в убежище бегал!.. Но если б я был кадровый заводской рабочий и делал, например, такую важную деталь? А то ведь я просто мобилизованный… Никакого тут ущерба завод не претерпит.
Кораблев чуть заметно усмехнулся, а складки в углах губ заложились еще глубже.
— Мы тебе большее доверяем: сохранить Родине то, на чем куется очень грозное оружие, — сказал он. — А оружие сейчас — Победа! С эшелоном, конечно, тоже может всяко случиться: и задержки, и бомбежки, и перегрузки вагонов… Но ничего: справишься… Уж коль попал на завод — так помогай до конца! Не зря ж тебя со всех сторон мне хвалили. Да и сам я в свое время повоевал и теперь, вроде, неплохо разбираюсь, с кем можно идти в разведку, а с кем и на печи ненадежно… Забирай, Бурлаков, без долгих разговоров удостоверение и поторопись валенки в дорогу получить… И помни, что для мобилизованного любой приказ ГКО — боевой приказ!!
Андрейка выскочил от грозного замначштаба красный, как из бани. Даже лейтенант Васенин, со своими недавними косыми взглядами, показался ему теперь более уступчивым и покладистым. Растерявшийся, он, только выйдя наружу, подумал, что не взял ли его напористый замначштаба этим высоким приказом на пушку и, лишь сейчас, вынув из кармана стеганки, пробежал глазами свое удостоверение. Но нет, все было непоправимо солидно: отпечатанное на плотной бумаге жирными синими буквами, с большим штампом в углу и скрепляющей три размашистых подписи глазастой круглой печатью внизу, оно и начиналось весьма внушительно: «Согласно приказу ГКО оборудование номерного завода направляется…» Торопливыми мелкими шажками к нему подбежал ревниво поджидавший Горнов и озабоченно спросил:
— Ну?
— Еду, — так же коротко ответил ему Андрейка, пряча в ватник удостоверение.
— Понятно, — обиженно топорща подстриженные усы, сказал Горнов. — Чего уж там, известно! Ты вот молодой, и нервы нетронутые, селянские — и уже отправляешься! А мне, как отрезал: поедешь, говорит, когда вся бригада поедет. Ему, вишь, железки эти всего важнее: не все, мол, еще в вашем цехе машинные ошкурки пособраны…
«А ведь, разбирая свой карусельный даже прослезился», — с удивлением вспомнил Андрейка, расставшись с Горновым. И, странно, этот в сущности неприятный разговор быстро попал в орбиту его торопливых думок. То обстоятельство, что кроме забракованного племянника секретарши есть еще на его вагон конкретный живой охотник — повернуло мысль о неизбежности поездки, и он поддался новому ходу обнадеживающих соображений.
«Валенки эти, дорожные, пока получать не буду, — думал он. — Поговорю сейчас сначала с Васениным, а потом и с самим Порошиным можно потолковать… Не на свадьбу отпрашиваюсь! А может, Лешка Зимин или хоть Акимов полюбовно вызовутся? Все одно они автомобилисты-то липовые… В конце концов хватит мне отираться в тылу хлебным токарем. Фриц прет так» что душа горит. Радиосводку слушаешь, а руки сами просят ППШ!»
Однако через пять минут от новых его соображений решительно ничего не осталось. Потому, что встретил Бузун и она поделилась с ним такими новостями, от которых все его в спешке построенные надежды развеялись в прах.
Она остановилась около него сильно заплаканная. В глазах ее были слезы и тревога.
— Ужас! — сказала она. — На площадке золоудаления, на рытье рва и окопов, почти все бомбежкой побиты. Васенин тоже насмерть… — Голос у нее сразу сорвался, она всхлипнула и досказала полушепотом: — И твои дружки… Акимов и Зимин тоже убиты наповал.
— Ты сама видела?
— Всех видела, а теперь жалею, что ходила смотреть, — плакала она. — А ты туда не ходи — их уже увезли…
— Як парторгу ЦК Порошину шел…
И Андрейка даже сообщил, зачем ему понадобился Порошин. Он не смог сказать ей, что шел именно к Васенину и ребятам-землякам.
Августина торопливо вытерла глаза и, проглотив слезы, зло спросила:
— Один думал?! Да ты что: маленький или умом рехнулся? Да ведь Порошин сам твердит, что эвакуация оборонной техники вопрос жизни и смерти! Зуйков-то как в армию рвался? Просто гремел, как жесть на ветру, а сунулся с этим к Порошину — и теперь отправляется, точно миленький, со своими станками-автоматами на восток! Кажется, десятый у него вагон, моим соседом поедет… А твой двенадцатый, у Коломейцева тринадцатый… Он, чудак, даже хотел с Зуйковым меняться, но Холодов запретил: говорит в документах будет путаница… У тебя тоже в удостоверении указано, что сопровождаешь двенадцатый вагон!..