— Уничтожать этих подлых гитлеровских фрицев надо! — неожиданно громко выкрикнул Коломейцев. — Израненная девушка, убитая девушка, зарытая девушка… Дожили!!
Коломейцев закашлялся, его опять стошнило.
Глядя, как заботливо склонилась над Коломейцевым учительница, совсем по-матерински поддерживая ему лоб, Грунюшкин покачал головой:
— Раз рвота — не простая контузия, но и сотрясение мозга, — убежденно сказал он. — Я еще в Гражданскую на такие осложнения нагляделся… Сгоряча-то человек вскочит и идет, от других не отстает, но потом — вот такая картина! Кончится воздушная тревога — надо ему в станционный приемный покой…
— Какой покой?! — вскинув позеленевшее лицо, опять выкрикнул Коломейцев. — Говорю, бить их, гадов, надо нещадно и плакать не велеть! На земле и в воздухе без никакой пересменки бить, насмерть!!
Он с ненавистью выкрикнул что-то еще, но обрывок его фразы беззвучно исчез во внезапных оглушительных ударах. Взрывы поближе и более отдаленные раздались почти слитно и с такой силой, что с верха полуразрушенной складской стены посыпалась кирпичная труха.
— Станцию бомбят? — встрепенулся Бурлаков.
— Да, сортировочную горку хотят доконать… Понимают ее значение! — вскочил на ноги Грунюшкин. — Дело принимает серьезный оборот, давайте-ка поживее в водосток! При прямом попадании тяжелой фугаски, как говорится, в животе и смерти бог волен, а от осколочных обязан и сам уберечься…
— Нет уж, благодарю, — отмахнулась и опять густо покраснела учительница: — Туда я не полезу! Этот ваш водосток видела… От двух бомбежек здесь спасалась, отсижусь и третью…
Грунюшкин тревожно взглянул на небо, рассмотрел в вышине повисшие самолеты. За водокачкой, наконец, ударили зенитные батареи и, стараясь перекричать отдаленную скороговорку их орудий, он стал еще горячее убеждать и торопить девушку.
Но к учительнице неожиданно присоединился Коломейцев, решительно заявив, что и он ни в какие вонючие водостоки и земляные щели не полезет — он не крот.
— Ну, друг, тебе это совсем не к лицу… Не желторотый птенец, чтоб из-за дерева не видеть леса! Если вы такие чистоплюи — забирайтесь в водосток с того края! — догадавшись в чем дело, настаивал сердобольный Грунюшкин. — С той стороны гораздо чище…
Отдышавшийся Коломейцев неожиданно согласился и даже сам принялся уговаривать учительницу.
Удовлетворенный Грунюшкин, не теряя времени, ухватил замявшегося было Андрейку за рукав и почти силой повлек его к недалекому водостоку. Метров через сорок они спрыгнули в полуосыпавшийся котлован незавершенной стройки и, пробежав по оледенелому дну шагов пятнадцать, низко пригнулись, гуськом нырнули в темневший прямоугольник бетонной горловины.
— Ничего, ничего, это ведь только с краю, — подбадривал железнодорожник невольно упиравшегося Андрейку, продолжая тянуть его за руку в глубь коллектора. — Люди не мухи, а обе вокзальные уборные начисто смахнуло, говорят, прямым попаданием еще неделю назад…
Согнувшись почти пополам, они прошли по душному, низкому тоннелю метров десять и присели на кем-то затащенную сюда старую шпалу. Андрейка бегло огляделся: заиндевелые бетонные стенки водостока перекрыты металлическими ребристыми плитами. И, главное, это сборное стальное покрытие соединялось не просто, а в «четверть»: ни осколки, ни пули никак не могли попасть внутрь и через стыки. Только местами через них все же пробивался робкий изломанный луч, перемежая сгустившиеся здесь сумерки слабыми проблесками света. Заброшенный водосток строился, как видно, в сложных условиях действующей станции отдельными «очередями» и затем соединялся. Этот участок тянулся всего метров на шестьдесят и, приглядевшись, Андрейка различил мутноватое пятно света у противоположного конца.
— Наверное, наши упрямцы с того бока зашли, — сказал он, заметив, что пятно это вдруг закрылось.
— Счастливы они, бузотеры, что еще время терпит, — сердито сказал отдувавшийся Грунюшкин. — А то могло бы, как градом, накрыть осколочными! Фугасных-то к самолету подвешивается несколько штук, а мелких осколочных — целые кассеты…
Словно в ответ ему, тяжелые и страшные удары потрясли мерзлую землю, хоть и были новые взрывы, кажется, не ближе. Даже внутри водостока воздух сотрясался от этой жестокой отдаленной бомбежки, яростной стрельбы зениток и истошного рева паровозных гудков. За всеобщим грохотом и гулом самолетов не было слышно, но, судя по гулким бомбовым ударам, налет был не малый и они, наверное, висели теперь над злополучной сортировочной горкой просто черной тучей. Так по крайней мере думалось замершему Андрейке.