— На восток, — чтоб только скорее отвязаться, буркнул Андрейка, со злостью глядя на оттопыренные карманы шинели.
— Доноровская! — перехватив его взгляд, подмигнул тип. И опять насмешливо проговорил: — Имелись у нас шансы распить ее за компанию… Но, увы: не по пути нам! Я тороплюсь Дон форсировать…
Из-под вагона — с увесистой масленкой и легоньким молоточком в руках — вынырнул железнодорожник, и подозрительного собеседника точно ветром сдунуло.
— Много в войну дерьма всякого повсплывало, — посмотрев ему вслед, сказал железнодорожник, очевидно совмещавший должности смазчика и осмотрщика. — Ты, парень, около таких поосторожнее… Валенки не продаешь? Впрочем, вижу сам: домой в подарок везешь? Откуда едешь?
— С номерного завода… Я оборудование там грузил… Для эвакуации…
— Понятно, понятно… Завербованный?
— Завербованный, завербованный, — обрадовался выручающему слову Андрейка, довольный, что железнодорожник не настаивает на подробностях и не ставит его на одну доску с шмыгнувшим за вагон типом. — А куда этот поезд идет?
— До самой Таловой весь состав проследует… Подходит маршрут?
«Теперь, когда с эшелоном уж совсем покончено, не все ли равно? Лишь бы отсюда сейчас убраться… Не зря же говорил Грунюшкин, что все районы страны даже с Москвой надежно связаны?» — мелькнуло в голове Бурлакова. А вслух он, помолчав, смущенно сказал:
— Еще бы… Очень даже знакомая станция… С нее остается только на Калачеевский пересесть — и считай, что дома. Правда, еще пехтурой километров пятьдесят: потому как наш Ольшанец в большой глубинке…
— Вот и езжай на здоровье… Благо на пехтуру билет не приобретать, да и тут без него обойдется, — подняв крючком крышку буксы и заливая масло, благожелательно говорил железнодорожник. — Повидай родителей… А то ведь сейчас время какое: сегодня человек жив, а завтра, может — пар вон!..
И едва железнодорожник снова нырнул под очередной вагон на ту сторону, как тип словно из-под земли вырос:
— Такой маршрутец и меня устраивает… — хитро подмигнул он. — Какой же это: восток? Вы этот спальный вагон облюбовали или следующий?
— В любом и на двух места хватит, — не подумав, бросил Андрейка; поезд уже трогался…
— Э-ээ, не-ет! — засмеялся тип. И уже перебирая ногами, прицеливаясь к следующему вагону, хрипло выкрикнул: — Забарабать двух зайцев в одном хоппере — больно жирно!..
Андрейка, стиснув зубы, промолчал, у него была одна мысль: «Только бы прочь с этой злополучной станции…» Догнав «свой» вагон, ухватился обеими руками за борт, несколько секунд повисел. Собравшись с силами, подтянулся и, перевалив послушное тело, бесшумно плюхнулся на металлическое пологое дно хрустко промерзшего вагона-порожняка.
Зачихал от взметнувшейся черной пыли, закашлялся…
Потом освоился. Когда оставшаяся на дне вагона угольная мелочь от тряски перемещалась — менял положение и он. Став на четвереньки, не спеша выбирал место почище. Прежде чем лечь — сметал пыль рукавом стеганки подальше от лица… Не белоручкой рос! Когда невыносимо замерзал — вскакивал на ноги и минут пять в бешеном темпе приседал и выбрасывал руки. Если чувствовал, что после этого сильнее обычного гудело и звенело в голове, точно в ней включали моторы, заглушавшие даже перестук вагонных колес, а ноги по-прежнему леденели — ложился на спину и старался сделать ими побольше энергичных движений… С щемящей сердце тоской и болью вспоминал Августину…
Боясь, как бы к Таловой не остаться без ног, несколько раз переобувался, с опаской потирая ладонями окоченевшие ступни, получше перематывал портянки… Глотая голодную слюну, вдруг зримо представил те подмерзшие буханочки солдатского солоноватого хлеба, обладателем которых был он совсем недавно — утром этого длинного и жуткого дня. Мучимый голодом, вывернул свой вещевой мешок и, собрав в черную от угля ладонь осколки сухариков и хлебные крошки, осторожно подул на них, высыпал в рот…
Мороз крепчал с каждым часом и долго оставаться без движения было невозможно. Все сильнее давал о себе знать голод, мешавший даже подремать, хоть и это было на железе, ветру и морозе не безопасно…
На одной из «полевых» остановок подозрительный сосед, забыв свое нарочитое, насмешливое «вы», кричал:
— Завербованный! Завербо-ованный! — лезь сюда, пока поезд стоит: доноровской погреешься… Обмоем встречу…