Так состоялось их первое, не очень обнадежившее Тараса знакомство.
С неделю Тарас, как тайну, хранил это от всех. В гости не шел, но думать о приглашении, на которое он, конечно, явно и грубо напросился, все же не переставал. Девушка-монтер так ему понравилась, что он уже ревновал ее к каким-то неведомым ему радистам, с которыми она, вероятно, общается по работе.
Только через неделю рассказал о ней Василию: он любил своего веселого, находчивого, никогда не унывающего друга, но, зная, что тот большой мастер разыгрывать, сделал это не без колебания. Кроме того, впервые принимались во внимание более счастливая внешность друга и его куда большая опытность в «ухажерских» делах.
Все опасения оказались напрасными. Василий отнесся к услышанному с пониманием, совершенно серьезно, по-товарищески, только не утерпел и сдержанно подивился вкусу Тараса.
— Видел я ее, должно быть, еще на той неделе, когда они проводку делали… Чернявенькая такая, большеглазая, быстрая, с усиками… Эта?
Тарас утвердительно кивнул головой.
— Ничего себе, смазливенькая, только уж больно суховатая и цыганистая, — с улыбкой добавил он, потому что и сам был жуково-черен и жилисто-худ. — Парень-то, как говорится, чуть лучше черта — и уж красавец, а девушка все же симпатичнее, если она немножко меня побелее и потолще. Тогда с ней работала напарница… — припомнил Василий. — Вот, Тараска, девушка! Полная, чистенькая, светловолосая, глаза голубые, вроде задумчивые такие… И зовут ту, я узнал, очень красиво: Рита! А эту — Палагея!..
Василий всего на полтора года старше Тараса, но в сердечных делах гораздо его опытнее или по крайней мере старался так изображать себя перед товарищами. Правда, он пользовался бесспорным вниманием у девчат, но обращался с ними почти всегда небрежно, а гордился и хвастался не этим. Однажды в летнюю пору Тарас с удивлением обнаружил, что у его дружка нет больше отличных новеньких ручных часиков. Часы себе они покупали вместе, тщательно их выбирали в Ювелирторге, еще дольше до этого договаривались о предстоящей покупке. И вдруг Василий через несколько дней немножко смущенно справляется о времени. «Ты что ж свои-то… продал или потерял?» — забеспокоился Тарас. Но Василий загадочно улыбнулся и, задумчиво потрогав пальцем белевшее пятнышко на месте часов, сказал, играя своими цыгановатыми глазами: «Не маленький, чтоб терять… И что купил, не продаю, не спекулянт, — хорошим людям так дарю: взял вот да и подарил их одной дамэ! Я не жадный…» Он так и сказал «дамэ», произнеся это подчеркнуто, со значением. А когда заинтригованный Тарас пристал с расспросами, долго отшучивался, потом уступил и рассказал столь невероятно запутанную и одновременно фантастическую любовную историю (главным героем которой, конечно, был он), что Тарас только рукой махнул, сразу решив, что ему друг врет. Другой раз он обратил внимание Тараса на молодую, очень миловидную, но преждевременно располневшую официантку и под большим секретом поведал, что та в него безумно влюблена. Официантка поступила недавно, и Тарас внимательно пригляделся к озабоченно бегавшей по залу женщине: в шелковой форменной кофточке, с накрахмаленной кружевной наколкой на голове, она показалась ему настолько недоступно-гордой и красивой, что он тут же, не колеблясь, посоветовал другу морочить голову своими «романами» кому-либо другому. Но Василий только ухмыльнулся своей широкой нагловатой улыбкой, обнажив крупные белокипенные зубы, и многозначительно сказал: «Эх, теляче, теляче… Ладно, Тараска, завтра мы вместе подсядем на ее рядок, когда народ перемежится». На другой день они нарочно опоздали, выбора блюд уже не было, за столиком, да и во всем ряду, их было двое, меню лежало почти все исчерканное, и тем не менее пообедали прекрасно. Василий победоносно посмеивался, похлопывал себя по животу, друга по плечу, все спрашивая: «Ну, уверился теперь? Убедился, как меня кормила: точно контролера! Танцевать тебе надо учиться, молодой человек…» Тарас тогда наполовину поверил Василию, но его «успехам» никогда не завидовал и всегда возмущался и до ссор спорил с ним, называя дружка под горячую руку «ушкарем» и пошляком, если тот опять заводил при нем грубовато-шутливый и развязный разговор о всех девчатах подряд. Это было единственным пунктом, правда очень немаловажным, в котором они никак не могли сойтись взглядами.
Поэтому и теперь, выслушав друга, Тарас невольно нахмурился. И в этот раз не терпелось резко возразить ему, но то, что девушка-монтер Василию не приглянулась, очень порадовало Тараса, и он ограничился лишь коротким замечанием: