6
Столь досадившие Улитину «коленчатые» метры ребята прошмыгнули моментально. Став на ноги, Тарас отсчитал пятнадцать шагов Василию и, сделав отметки, тут же принялся за осмотр своей «пятнадцатишаговки». Даже с беглого взгляда он понял, что немало из лежащих на столе у начальника смены образцов пораженной древесины взято в этом первоочередном местечке. Было совершенно ясно, что просто пройти и мысленно, на взгляд, отметить, где надо заменить стояки, матицы или целые оклады, здесь и трудно и недостаточно: на наружных частях крепи то там, то здесь виднелись хорошо заметные даже в скупом свете лампочки охристо-лиловые пленчатые налеты, однако вся крепь была из довольно толстого леса, невольно внушавшего доверие. Видимо, схожее представление сложилось и у Василия, потому что он очень скоро предложил:
— Давай-ка, Тараска, лучше вместе разбираться. На столе-то в дневном свете им, конечно, все ясно, как апельсин! Да вот тут-то все кошки серы: сам черт не раскумекает, что здесь будет стоять, а что — не захочет… А вдвоем будем решать большинством голосов, — пошутил он.
— Работай, как Улитин сказал.
— Да он что нам за начальство?
— Вот и осматривай свой захват, как рекомендовали начальники.
— А почему ж вместе не хочешь?
— Привыкай за чужую спину не прятаться: ты теперь такой же ответственный бригадир, как и я…
Тарас осматривал свои «захваты» обстоятельно, методически. Он очень скоро освоился и как бы уразумел теперь, наконец, чисто внутреннюю суть порученного ему дела, поймал ту неопределенную «живинку» в нем, какую в любой работе невозможно ухватить с чужих слов, сколь бы умны и красноречивы они ни были. Он все увереннее и увереннее передвигался к каждому следующему крепежному окладу: осторожно простукивал стойки, внимательно проверял врубки в особо подозрительных местах, держа топор за обушок, и неутомимо и осторожно зачищал верхний слой. И когда под острым жалом топора открывалась в глубине не белая, твердая, а побуревшая, ослабленная древесина, он уже знал, что с такой делать. Работал Тарас очень сосредоточенно, усердно и — молча.
Василий двигался сзади и, чертыхаясь, порой так основательно делал свои пробные затесы на стойках и «простукивал», что Тарас невольно оглядывался. Видимо, горячего Василия очень не устраивало это кропотливое и ответственное занятие: мчать на электровозных вагонетках заготовленный лес, даже ставить новую крепь было, конечно, куда веселее! «Ну и нудная ж, оказывается, эта штука… — недовольно думал Кожухов. — Это чертово обследование, нехай медведь им занимается!»
— Не стучи так сильно обухом! — не выдержал, наконец, Тарас.
— У меня слух не музыкальный: простукиваю как могу, — ответил Василий и сделал такой энергичный затес, что даже на каскетку его посыпались комочки с кровли. — Ты что, боишься, что ль? Со мной ничего не бойся…
— Я тебе совершенно серьезно говорю: не дури! — уже громко крикнул Тарас.
— А ты не ори… Сам только разъяснял мне, что я такой же бригадир, как и ты, значит орать теперь на меня хватит. Подума-аешь! Надулся, как невесть что случилось: жену, понимаете ли, законную у него отбили, сестру родную разобидели!.. Девчонка два раза ему улыбнулась, так уж он готов считать, что она ему теперь по гроб раба! Правду говорят, что твердолобый однолюб — это ж… страшное дело! Такой действительно в своей слепой дурацкой ревности до социально опасных действий может допятить. А ревность, если хочешь знать, это атавизм, и больше ничего, — все больше и больше подогревался Василий своими же словами и молчанием Тараса. — Новоявленный монополист какой на дружбу девичью объявился: или со мной, или — кынжал!.. Отелло белобрысый!
Он снова гулко, гораздо сильнее, чем нужно, ударил по стойке.
— Ты шахтер или нет?! — крикнул Тарас не своим голосом.
— Шахтер, конечно… А того не знаешь, бригадир со стажем, что старые шахтеры даже по кровле иногда стучат: проверяют, бунит или не бунит она?
— Ино-огда! Слышал звон… Ты повнимательней взгляни на нее, — посоветовал Тарас. Он хотел сказать коротко и спокойно, но против воли вдруг снова выкрикнул, и голос его сорвался: — На нижнем горизонте стучат? В такой старой проходке? В таком вот… отслоившемся сажистом сланце?!
— Вот теперь очень даже понятно! — крикнул и Василий. — Так бы сразу и говорил, что чуток дрейфишь.
Тарас не видел, но чувствовал сейчас его обычную нагловатую ухмылку.
Однако Василий добавил совсем другим тоном:
— Не опасайся, Тараска: эта крепь, похоже, не только старика Улитина, а может быть, еще нас с тобой перестоит.