Лань Цижэнь вынужден был остановиться, прижимая ладонь к груди и пережидая приступ острой боли. До отвращения знакомый вкус крови сгустился во рту, и его пришлось сплюнуть. На так некстати выпавшем снеге алая кровь расцвела уродливым цветком. Отдышавшись, Лань Цижэнь поворошил немного снег сапогом, скрывая самые явные пятна. Ему казалось, что если он еще раз услышит совет «не волноваться», то нарушит не только правило, запрещающее гнев, но и правило, запрещающее убийство. Уж лучше он просто помедитирует… Немного позже. Когда у него появится время.
Лань Цижэнь продолжил свой путь уже медленнее. Усилием воли он попытался изгнать из собственного сознания и воспоминания о невестке, и образ госпожи Мэн. Ему предстояло написать ответ Сичэню, и для этого следовало сосредоточиться на…
Он замер резко, будто натолкнувшись на стену. Запутавшись в своих мыслях, он машинально направился к своему прежнему дому. Дому, от которого нынче остался только обгорелый остов. Та часть территории Облачных Глубин, что была предназначена для проживания одиноких мужчин, пострадала сильнее всего; полностью уцелели лишь общежития учеников. Почти не менее пострадавшей оказалась общественная территория, и именно на ее восстановлении решили сосредоточиться в первую очередь. В конце концов, большинство мужчин и юношей сейчас находилось вместе со своим главой за пределами Облачных Глубин, а немногим оставшимся вполне хватало места в освободившихся общежитиях.
Заставив себя отвернуться от пепелища, Лань Цижэнь развернулся и отправился в сторону своего временного пристанища.
Весна вступала в свои права, и все вокруг расцветало. В такие дни казалось, что Облачные Глубины действительно накрыло облако — ароматное, состоящее из лепестков. Снега и туманы отступили, позволяя яркому солнцу сиять с бездонно голубого неба.
Если бы не катастрофа, случившаяся осенью, Лань Цижэнь готовился бы принимать экзамены у приглашенных учеников. А те, забыв обо всем — и в первую очередь о собственно экзаменах — носились бы по округе, нарушая правила десятками.
Что бы он ни отдал за то, чтобы в этом году все было так же, как и всегда!
Однако осенью пострадавшие Облачные Глубины впервые за многие десятилетия не открыли ворота для приглашенных учеников. Эта весна, ранняя, теплая, солнечная, как будто проходила впустую, ибо некому было ей радоваться.
Вести с военных полей тоже никак не способствовали хорошему настроению. Судя по всему, Вэнь Жохань наконец сумел поверить, что все творящееся на землях Поднебесной — это не сиюминутная прихоть несдержанного главы Цинхэ Не и не попытка всех прочих кланов выцарапать себе поблажку-другую. Вэнь Жохань потерял уже обоих сыновей, лишился наблюдательных пунктов в Юньмэн Цзян и утратил влияние над несколькими мелкими приграничными кланами.
И, мобилизовав уже по-настоящему все силы своего мощного ордена, он начал ответное наступление.
Письма от Сичэня теперь приходили гораздо реже: летать над территорией противника было крайне опасно. Да и писал резко повзрослевший на войне племянник теперь короче, четче формулируя свои мысли и касаясь только самых насущных вопросов. О себе и брате говорил очень сухо, вскользь, и Лань Цижэнь учился читать эти послания между строк. Однако он был благодарен уже за то, что ему хотя бы было что читать: госпоже Мэн, например, не доставалось и этого.
Лань Цижэнь помнил, как, получив второй пакет от Сичэня и отложив письма от семейных мужчин к их родным, он машинально поискал конверт для госпожи Мэн. Ее сын ведь наверняка тоже должен был воспользоваться оказией и написать матери если и не такой же трактат, как в прошлый раз, но хотя бы несколько строк. Однако госпожи Мэн среди адресатов не оказалось, и Лань Цижэнь, сам не зная почему, почувствовал разочарование. Неизвестный ему Мэн Яо наверняка был жив, иначе Сичэнь в своем письме обязательно сообщил бы о несчастном случае.
Именно это он неизвестно зачем и попытался донести до госпожи Мэн, когда в очередной раз заглянул в библиотеку проверить ход работы. Работа, как и всегда, шла пусть и не слишком быстро, но на весьма высоком уровне, а госпожа Мэн неизменно поддерживала образцовый порядок. А вот Лань Цижэню впервые за много лет не удалось выразить свои мысли достаточно связно, словно желание уберечь от разочарования перевесило отточенное практикой умение четко доносить информацию.
— Спасибо, — ответила госпожа Мэн, когда наконец поняла, к чему он вообще клонит. — Мне стоило бы самой об этом подумать.
— Вы… не удивлены? — от неожиданности Лань Цижэнь даже позабыл о запрете на проявление неуместного любопытства.
— Я… должна была этого ожидать, — вздохнула госпожа Мэн. — А-Яо писал мне, что глава Не предложил дать ему рекомендацию к отцу, и спрашивал моего совета. Я посоветовала ему согласиться, но не подумала о том, что из расположения ордена Цзинь А-Яо уже не сможет больше послать мне весточку.
— К отцу, — зачем-то повторил Лань Цижэнь.
Из мягких, обтекаемых объяснений Сичэня он отчего-то сделал вывод, что человек, сделавший госпоже Мэн ребенка, если и жив до сих пор, то является фигурой не слишком значительной. Однако слово «рекомендация» подразумевало, что этот человек может дать юноше не меньше, чем глава Не, — а таких людей имелось не слишком-то много.
Из задумчивости Лань Цижэня вывел напряженный голос госпожи Мэн.
— Кажется, я сказала лишнее…
Он перевел на нее взгляд и успел заметить, как она усилием воли берет себя в руки. Выпрямляет свой по-девичьи тоненький стан и слегка приподнимает подбородок. Почему-то именно сейчас Лань Цижэнь с растерянностью отметил, что госпожа Мэн — удивительно красивая женщина. В ее чертах не было холодной гармонии, присущей членам семьи Лань, каждая линия выглядела более нежной и одновременно более чувственной. Наверное, в юности госпожа Мэн была особенно хороша собой, однако и сейчас ей во многом удалось сберечь изящное очарование.
Вот только глаза ее потеряли свою безмятежность, приобретя настороженное выражение. Мягкие, чуть припухлые губы плотно сжались, словно боясь вымолвить еще хоть одно лишнее слово.
— У любого ребенка есть и мать, и отец, — досадуя на собственную оговорку, медленно произнес Лань Цижэнь. — Зачать по-иному просто невозможно.
Госпожа Мэн опустила взгляд и тихонько вздохнула. Ее руки упали вдоль тела, бессильно скользя пальцами по небесно-голубой ткани.
— Я очень старалась не нарушать правил Облачных Глубин, — сказала Мэн Ши, не поднимая глаз. — Я прочла их и запомнила. Я знаю, что ложь запрещена, однако глава Лань сказал, что промолчать — не значит солгать.
Лань Цижэнь краем сознания отметил, что с Сичэнем необходимо будет провести беседу. Ложь бывает разная, и недомолвка вполне может быть одним из ее видов. Правилам надо следовать по духу, а не цепляться за буквальное написание. Однако вслух сказал иное:
— Мой племянник несколько вольно интерпретировал наши правила, госпожа Мэн. Впрочем, в данном конкретном случае я не вижу особого вреда в умолчании. Нашим ученицам, например, действительно лучше не знать об отношениях подобного рода, а что касается меня… Сичэню я уже сказал, что вина мужчины здесь ничуть не меньше, а его вина как заклинателя — даже больше вашей.
— Его… вина? — госпожа Мэн невольно подняла на него взгляд, в котором отчетливо плескалось изумление.
— Да, — отчего-то под этим янтарным взглядом Лань Цижэню стало неуютно. Он в принципе не был привычен вести с женщинами подобные разговоры, и лишь возраст их обоих давал ему возможность не чувствовать себя чересчур развратным. — Заклинатели время от времени практикуют парное самосовершенствование, и, если они не желают каждый раз в результате этого обзаводиться детьми, могут временно перекрывать свою возможность к… оплодотворению. Обычно за этим следит сама женщина, но если ее уровень духовных сил недостаточно высок, то об этом должен позаботиться мужчина.