— Но не сыграл? — правильно истолковала его слова Мэн Ши.
Господин Лань поджал губы.
— Не сложилось, — сухо ответил он.
Они спускались по пологому склону, на котором пока еще зеленую траву уже украшали золотистые листья. Прямо над их головами туман рассеивался, и осеннее небо выглядело пронзительно голубым. Вокруг стояла такая тишина, что казалось, будто во всех Облачных Глубинах сейчас осталось лишь два живых человека.
— Почему вы сами так и не женились? — выпалила вдруг Мэн Ши и едва не прикрыла себе рот ладонью.
Этот вопрос занимал ее давно. Господа Лань обладали исключительной красотой, причем такой, что не стиралась годами. Они были умны и образованы, вне всяких сомнений обладая множеством талантов. Конечно, старший наставник Лань иногда бывал вспыльчив — но лишь по меркам своего собственного ордена. Уж Мэн Ши-то прекрасно знала, как выглядят по-настоящему несдержанные мужчины.
Иных недостатков за почти круглый год, минувший с момента ее прибытия в Облачные Глубины, она не заметила — и оттого становилось еще любопытнее. Быть может, господин Лань вообще любит не женщин? Однако подобное предположение выглядело чересчур неуместным и даже унизительным.
Мэн Ши не ожидала ответа. Куда больше она опасалась отповеди. В голове услужливо всплыли правила, запрещающие праздные разговоры, излишнее любопытство и попытки влезть в чужую личную жизнь.
Однако Лань Цижэнь, слегка сбившись с шага, внезапно все же ответил.
— Я никогда не был влюблен, — произнес он глухо, глядя куда-то прямо перед собой.
Мэн Ши взглянула на него с удивлением. Разум велел ей удовлетвориться тем, что ее не отругали за бестактность и заодно за нарушение правил, но любопытство все же взяло верх.
— Я думала, — осторожно продолжила Мэн Ши расспрос, — что в знатных семьях это вопрос политики? Союзы, альянсы, дипломатия…
— Зачастую — да, — снова ответил Лань Цижэнь. — У большинства. Но семья Лань испокон веков придерживалась иных взглядов. Мы выбираем спутников жизни по велению сердца — и при этом раз и навсегда.
— А по вам и не скажешь, что вы такие романтики, — не сумела сдержать улыбки Мэн Ши. Лань Цижэнь наконец-то соизволил бросить на нее взгляд, и взгляд этот оказался настолько мрачным, что она поспешила добавить: — Я хотела сказать, что ваши строгие правила и траурные одежды как-то… противоречат самому понятию «романтика».
— В любом случае, — господин Лань отвернулся, вновь усиленно заинтересовавшись чем-то на горизонте, — я никогда не считал женитьбу удачной идеей. У меня были племянники, наставничество и дела ордена — какая женщина пожелает делить мужа со всем этим?
— Зато у племянников могла бы быть тетя, — осмелев, продолжила ходить по краю Мэн Ши.
— Кто бы захотел чужих детей? — парировал Лань Цижэнь, и Мэн Ши показалось, что его плечи в какой-то момент будто бы заострились. — Это было бы нечестно как по отношению к ним, так и по отношению к ней. Не представляю, что кому-либо мог бы дать брак со мною.
Это прозвучало как-то ужасно неправильно.
С тех пор, как Мэн Ши исполнилось семнадцать лет, у нее лишь все отбирали, начиная со свободы и заканчивая телом. Даже сыну она, пусть и добровольно, отдавала себя настолько, насколько могла. Поэтому за двадцать лет Мэн Ши совершенно отвыкла от мысли, что мужчина в принципе может хоть что-нибудь дать: обычно они только забирали.
Впрочем, одернула она себя, такая мысль была не совсем справедливой. Ее А-Яо и глава Лань все-таки дали ей свободу, а глава Цзинь, пусть и не думая об этом, дал ей, собственно, самого сына.
— А вы сами были влюблены? — словно в созвучие ее мыслям прозвучал вдруг внезапный вопрос. Внезапный — и странный, учитывая, кто его задал.
Судя по тому, как господин Лань запнулся на ровном месте, он и сам не ожидал от себя ни подобной разговорчивости, ни подобной… любознательности. Однако вопрос все же прозвучал и теперь висел между ними, едва ли не вымещая собой воздух, так необходимый для дыхания.
В ивовом доме от мыслей о любви излечивались быстро. Трудно думать о мужчинах в романтическом плане, когда они заплатили за секс с тобой. От мечтаний о том, что кто-то из них все же влюбится и заберет в свой дом, отучали и вовсе специально: престижному и элитному ивовому дому не нужны были скандалы с обиженными женами. Девушки должны были знать свое место.
Мэн Ши позволила себе все-таки мечтать о положении наложницы лишь потому, что верила: отец-заклинатель не может бросить своего сына, наделенного тем же даром. Потом, став старше и оказавшись смещенной в ивовый дом попроще, она даже мысленно отказалась от положения для себя, сохраняя надежду лишь для сына.
И ни мгновения ей не хотелось стать наложницей главы Цзинь из-за любви к нему. Да, тот был весьма неплох в постели, а еще — очень привлекательным мужчиной, но к любви это все не имело никакого отношения.
Пока Мэн Ши думала, как ей ответить, Лань Цижэнь заговорил сам.
— Это был крайне неуместный вопрос, — произнес он так сухо, будто это от него ждали ответа. — Особенно по отношению к матери.
— Я люблю своего сына, — почти одновременно с его последними словами выпалила Мэн Ши.
Она ровно мгновение радовалась, что нашла удачный ответ, пока не сообразила, что тот может быть истолкован превратно. Мэн Ши обернулась к Лань Цижэню, широко распахнув глаза, и выпалила торопливо:
— Я имею в виду…
— Я понял, — ей показалось, или он, внезапно успокоившись, слегка улыбнулся? — Вы хорошая мать, госпожа Мэн.
Казалось бы, столь неловкие темы должны были возвести между ними дополнительные стены, однако оба они продолжили свой путь хоть и в молчании, но без тени тревоги или досады. Словно каждый из них произнес то, что принесло успокоение.
========== Глава восьмая, в которой Лань Цижэнь слишком много думает и слишком поздно действует ==========
Лань Цижэнь, старательно сохраняя на лице каменное выражение, уже привычно пересчитал учеников. Все на месте, все выглядели целыми и не пострадавшими. Только устали, да глаза посверкивают взволнованно после накатившего с запозданием испуга.
Война с Цишань Вэнь велась уже больше года. Месяц за месяцем она собирала свою кровавую жатву — и не только с заклинателей. Из-за того, что все пять великих орденов и множество более мелких кланов были заняты сражением друг с другом, обычные люди оказались один на один со своими проблемами. Там, где проходили войска, было немного проще: всю тьму притягивал и, как это ни ужасно осознавать, хоть как-то упорядочивал Вэй Усянь. А вот в более отдаленных районах осмелела и повылезала на свет всякая дрянь, и спасением от нее служили разве что бродячие заклинатели.
В окрестностях Облачных Глубин уже долгие годы никто не видел даже самых завалящих ходячих мертвецов, не то что лютых. Однако сейчас даже исконная вотчина Гусу Лань не могла похвастаться безопасностью. Люди просили у господ заклинателей помощи, а оказать ее было практически некому. Все взрослые мужчины и даже юноши нынче пребывали вдалеке от дома, и большинство женщин, практикующих боевое заклинательство, делило с ними военные тяготы.
Лань Цижэнь уже много лет не участвовал в Ночных охотах. Он не испытывал удовольствия от азарта и не считал, подобно многим заклинателям, такое дело развлечением. В его понимании это была ответственная работа, и как работу он ее одно время добросовестно выполнял. Однако когда брат ушел в затвор, а наследники были так малы, что им самим требовалась забота, совет старейшин решил, что единственному взрослому мужчине из прямой ветви ордена не следует рисковать. В Облачных Глубинах более чем достаточно заклинателей и чтобы защитить окрестных жителей, и чтобы отстоять честь Гусу Лань на межклановых соревнованиях.
На долю Лань Цижэня остались исключительно мирные дела — и не то чтобы он особо возражал против этого. Однако сейчас выбора у него не имелось. В Облачных Глубинах из наставников, способных по-настоящему оказать отпор темным тварям, остался лишь он. И еще несколько наставниц с женской половины, которым тоже пришлось доверить часть молодежи.