Выбрать главу

Лань Сичэню понял, куда он клонит, однако ему удалось сохранить безмятежность.

— Прошу прощения, — сказал он тем не менее, — но я не совсем понимаю, какое недоразумение может быть в заключении брака между свободными мужчиной и женщиной. Дядя — человек холостой, и госпожа Мэн, как я понимаю, не связана никакими обязательствами. Насколько мне известно, для свадьбы нет никаких препятствий.

— О, в юридическом плане — никаких, это совершенно верно, — усмешка Цзинь Гуаншаня стала чуточку шире. — Однако я осмелюсь предположить, что от вашей семьи ускользнули некоторые подробности. Это неудивительно, ведь орден Гусу Лань всегда славился своей чистотой, нравственностью и высокими моральными ориентирами. Достопочтенный наставник Лань наверняка просто не знает, кем является женщина, с которой он…

Лань Сичэнь вскинул руку, не давая договорить.

— Знает, — с обманчиво мягкой улыбкой произнес он. — В нашей семье ценят честность, и госпожа Мэн была честна с моим дядей. Я также знаю все, что вы сейчас собирались мне сообщить.

— Знает и все равно… собирается взять в супруги женщину подобного сорта? — вкрадчиво протянул глава Цзинь, и Сичэнь даже спиной почувствовал, как заледенел Яо. Это придало ему сил парировать:

— Люди не делятся на сорта, они не чай, — сохранять мягкий тон сейчас требовалось немало усилий. — Право на брак священно для всех. Даже осужденные на казнь убийцы могут совершить свадебные обряды, а на госпоже Мэн нет подобных тяжких преступлений. Если вы не готовы принести нашей семье поздравления — я пойму и уж тем более не стану настаивать. Однако я весьма настойчиво прошу вас впредь держать ваше личное мнение при себе, ибо наш орден не потерпит проявления неуважения.

Лань Сичэнь кивнул — ровно так, чтобы удержаться в границах вежливости, — и, плавно развернувшись, увлек Мэн Яо в сторону ставки Гусу Лань.

Сейчас проходить через толпу удавалось гораздо проще — возможно, потому, что Сичэнь почти не замечал никого на своем пути. Разговор с Цзинь Гуаншанем дался ему тяжело, оставив после себя горький осадок. За дядю он не беспокоился: во-первых, тот за двадцать лет исполнения обязанностей главы ордена поднаторел в решении дипломатических конфликтов, а во-вторых, его авторитет был непререкаемым. Большинство глав либо учились у него сами, либо посылали на обучение своих сыновей, и всем будет проще сделать вид, что они ничего не знают и не понимают.

Куда больше Сичэня волновал Мэн Яо. Ему еще сразу после победы бросились в глаза его резко повзрослевшее лицо и неестественно сосредоточенный взгляд, но тогда Лань Сичэнь списал это на нервное напряжение. Шпионить при Вэнь Жохане — то еще испытание, а убить такого сильного заклинателя — деяние выдающееся, тем более, что вся обстановка в тот момент была крайне напряженной. Ничего удивительного, что Яо, когда он оказался в лагере союзников, едва ли не трясло.

Однако и последующие дни не принесли успокоения. Наоборот, при каждой новой встрече казалось, что Яо становится все более и более взвинченным. Натянутый как струна, он улыбался этой своей ласковой улыбкой, от которой у Сичэня сжималось в нехороших предчувствиях сердце.

Вот и сейчас Яо шел рядом с ним, аккуратно попадая в такт и продолжая улыбаться, однако Сичэнь, чья рука почти соприкасалась с рукой Яо через рукав, ощущал, что пальцы его подрагивают. Стоило из толпы исчезнуть золотистым одеяниям, Яо произнес негромко почти срывающимся голосом:

— Сичэнь-гэ, я благодарен тебе за защиту, но… Но, боюсь, это все только усложнит. Правда скоро вскроется, и глава Цзинь будет в ярости. Я бы очень хотел поехать с тобой в Облачные Глубины, однако он ни за что не позволит…

— А-Яо, — Сичэнь усилием воли поборол желание приобнять друга за плечи. — Пожалуйста, успокойся. Я не сказал ни слова неправды. Мы действительно едем домой на свадьбу.

Яо остановился, глядя на него с изумлением, и его едва не сшибли с ног. Сичэнь успел подхватить под локоть и увлек дальше, благо до его палатки осталось совсем немного.

— Если не веришь мне, — переступая ее порог, заявил Сичэнь, — прочитай письмо своей матушки. Наверняка она написала тебе о том же самом.

Он вручил Мэн Яо конверт и приготовился ждать. Тот, однако, медлил, сжимая края конверта самыми кончиками пальцев.

— Сичэнь, это была очень глупая шутка! — Не Минцзюэ ворвался в палатку подобно урагану. Яо он даже не заметил, пролетев мимо него и устремившись к Лань Сичэню. — Что ты наплел Цзинь Гуаншаню?

На этот раз Сичэнь не выдержал и возвел глаза к потолку.

— Я сказал правду, — повторил он. — Минцзюэ-сюн, ну уж ты-то должен помнить, что в Гусу Лань ложь запрещена. Мы едем на свадьбу!

— Если это правда, то твой дядя сошел с ума! — рявкнул в ответ Не Минцзюэ. — Как можно жениться на проститутке?

Мэн Яо, все еще прижимающий к груди конверт, издал приглушенный возглас. Не Минцзюэ обернулся на звук и нахмурился еще сильнее.

— Даже безотносительно тебя, — бросил он резко. — И безотносительно приличий. Как можно жениться на женщине, принимавшей сотни мужчин?

Яо промолчал, упрямо поджав губы. Спорить с Не Минцзюэ всегда было делом сложным, а уж когда тот пылал гневом, то и вовсе опасным. Однако Сичэнь, уже заведенный разговором с Цзинь Гуаншанем, промолчать не смог.

— И тем не менее, госпожа Цзинь как-то живет с мужем, обхаживающим сотни женщин, — парировал он. — Причем делающим это по собственной воле и по сей день. По мне так это еще хуже. Или ты придерживаешься мнения, что мужчинам дозволено больше, нежели женщинам?

Не Минцзюэ презрительно фыркнул. Он знал, что Лани нетерпимы к любому блуду и считают, что узы брака священны как для жены, так и для мужа. К тому же Лани были убежденными однолюбами, и никогда не брали ни младших жен, ни наложниц.

И все же сдаваться Минцзюэ явно не собирался.

— Что подумают о вас люди? — спросил он.

— Разве тебя когда-либо волновало, что они подумают? — искренне удивился его словам Сичэнь. — Не ты ли всегда шел, ни на кого не оглядываясь?

— Так то я, — повел широкими плечами Не Минцзюэ. — А ваш орден помешан на репутации и чистоте. Сичэнь, как твой дядя будет вести занятия, когда каждый из его учеников будет знать, с кем он спит?

— Для начала, — с достоинством ответил Лань Сичэнь, — у нас запрещено заглядывать в чужие постели. И сплетничать запрещено тоже. Что же касается приглашенных учеников… Минцзюэ-сюн, ты же знаешь, мы никогда и никого не зазывали специально. Это нас ежегодно просят принять юных адептов на обучение. Если кто-то не захочет приехать — что ж, это их право. Каждый может выбирать то, что ему нужнее, то, что он считает более правильным. В конце концов, разве не за это мы воевали?

— А самое главное, — после небольшой паузы, во время которой Не Минцзюэ лишь сверлил его тяжелым взглядом, продолжил Сичэнь, — ты знаешь моего дядю. Ты сам отучился у него почти год. Скажи, он похож на человека, способного потерять голову от любви?

— Вы, Лани, в принципе не похожи на людей, способных влюбляться, — проворчал Не Минцзюэ. — Ну, кроме тебя, но ты какой-то ненормальный Лань, уж прости. Однако я понимаю, о чем ты.

Он помолчал еще немного, будто перебирая в голове воспоминания, а затем вдруг усмехнулся.

— Да, пожалуй, тут ты прав, — заявил он наконец. — Я посмотрел на это с неправильной точки зрения. Если кому и сочувствовать в этой ситуации, то только бедной женщине, оказавшейся во власти сурового сухаря.

— Эй, дядя не сухарь! — возмутился было Сичэнь, однако Не Минцзюэ, направившись к выходу, уже бросил Яо краткое:

— Соболезную!

И вышел вон.

Лань Сичэнь перевел дыхание и взволнованно посмотрел на Яо. Тот до того дотеребил край конверта, что бумага надорвалась сама.

— Прочитай, — ласково попросил Сичэнь, видя сейчас борьбу эмоций, отражающуюся на бледном до синевы лице.

Яо, помедлив, дернул головой и вынул письмо из конверта. Оно было длинным, и Сичэнь, усадив друга за походный столик, занялся чаем. Он полностью сосредоточился на процессе, не желая отвлечь ненароком.