Простодушие воскресает.
Савойский пирог формы звериной, глазурованный шоколадом темным и нашпигованный светом.
Миндалинами, как иголками, утыкан его шар.
Миндалины.
Басня Флориана:
— У орехов прекрасный вкус, но их надо еще расколоть.
…Немного труда…[184]
Господин Бог один раз потрудился.
Он боролся с дрессировщиком волчьим — господином Ракиром! — и зажал большой курносый башмак в тисках нотариальной двери.
Лущить башмак не стал он, ибо ребенком был, да и боялся увидеть, что там внутри.
Кость, вне сомнения, Господина Ракира, обглоданная волками, предплюсна хрустящая в древесине звенящей миниатюрного гроба.
— Ля[185], — говорит камертон.
Нож Госпожи Венель дрожит.
Миндалины.
А вообще-то, он любит миндаль?
— Она любит меня?
— Они только что занимались любовью на кухне… Я — то, что вам угодно.
Обретенная мирра пахнет гарью.
Темно-красный рубин — геральдический змей — растаял на раковине.
Кухарка Мелюзина — полна объедков корзина… Пертинакс тоже повязывает фартук.
Блистательной мощью ножа, наскоро, он разделил ежа аж до сердца, где миндальный источник — чистосердечные сливки.
Мелюзина, сирена с хвостом змеиным, с крыльями жаворонка, как ребенок, что слушает сказки, засыпает под резкие звуки вещи блестящей дрожащей.
XIV
Любовная западня
— Баю-бай, дитя, слушай сказки.
Разве не красавица твоя Шехерезада?
— Я слушаю.
Красота.
Сестра моя, если вы не спите…
— Тебе хорошо?
— Мне хорошо.
Она замерла у стены, склонившись под углом в сорок пять градусов, каталептически.
— Пятое путешествие Синдбада-морехода.
Слушай внимательно и ни о чем не думай.
Жозеба здесь нет.
Жозеб путешествует.
Жозеб — Синдбад.
— Синдбад. Да.
— А ты — Морской Старик[186].
Твое тело юно, как и мое, но сама ты очень стара.
Я старше тебя всего лишь на семьсот четырнадцать тысяч лет.
Ты высматриваешь путников одиноких на берегу реки.
— Я вижу Синдбада.
Синдбад придет этим вечером.
— Ты понял еще до того, как я изрек свою волю.
Ты знаками просишь его перенести тебя на другой берег реки, чтобы набрать там фруктов.
— О, персики златотелые и виноградные кисти — словно хвост сахарного павлина!
У меня аж слюнки текут.
Позвольте мне вытереть рот.
— Не спеши.
Можно в любое время на фрукты смотреть.
Ты прекрасно знаешь, сколько времени в твоей голове; ты, как и я, также стара, как Хронос[187].
В одиннадцать вечера тебе уже полагается спать, если ты хочешь дождаться Синдбада.
Ты сожмешь ногами шею его, а кожа твоя (мы не должны забывать, что ты ведь — Морской Старик!) подобна коровьей шкуре.
Покрепче сдави его шею ногами, когда он пойдет через реку.
Когда Кристоф переносил меня на другой берег вброд — я действительно нес на себе целый мир и поплыть бы не смог, будучи слишком тяжелым, — то опирался на высокое дерево.
Но Кристоф был гигантом, юным крепким гигантом, а Синдбад — старым сплетником седобородым.
Покрепче ногами сдави шею Синдбада, когда он войдет в поток.
Осторожно!
Синдбад прошел через воды реки, но он весь в вине, раздавил виноград в калебасе, розовый сладкий нектар с его седой бороды, что щекотчет…
(Уже не щекочет, перестань же смеяться!)
…запятнал тебя от пояса до колен.
— Мне страшно!
У меня голова кружится!
Держите меня, я сейчас упаду!
— Сейчас пьяный Синдбад с плеч своих тебя снимет, борец не лежит уже на обеих лопатках, и ловкий индикоплевст[188] захочет камнем разбить, как краба, главу Старика Морского!
— Мне страшно!
Мне больно!
— Да будут тиски твоих ног смертельным жгутом[189] для сонной артерии льстеца бородатого.
Воробьев же ты видел в ловушке.
Так склонится Синдбад.
— Господин, да будет воля твоя.
Жозеб и Вария — в постели.
Заря поднимается в светлой склянке (самый бледный свет — в пустом хрустале), нотариус — длинная борода в «мехах похмелья» — от конторы идет, ковыляя, к более темной склянке, своей жене.
Он некрасив на вид, но Вария не видит его.
Она заснула по указанию стенных часов.
Жозеб верит, будто ее глаза сомкнулись, судорожно, от его поцелуев.
Что, кажется, подтверждают и контрактура конечностей, что обнимают шею его, стискивая неумолимо.
184
Жарри цитирует реплику из басни «Две мартышки и орех» французского писателя Жан-Пьера Клари де Флориана (1755–1794).
186
Из цикла сказок «Тысяча и одна ночь» Жарри заимствует трех персонажей: саму сказительницу Шехерезаду, Синдбада-морехода и таинственного Морского Старика. Синдбад нес его на своих плечах, а тот пытался его задушить, сдавливая ногами. Жарри накладывает на этот эпизод христианский образ Святого Кристофа, переносящего Ребенка-Христа через реку.
187
Хронос (
188
Козьма Индикоплевст (Косма Индикоплов, от. греч. Κόσμας Ινδικοπλεύστης — досл. «Козьма плававший в Индию») — византийский купец, побывавший в Индии, Эфиопии, Иране, Аравии, и закончивший свои дни монахом на Синае, автор популярного на христианском Востоке космографического трактата «Христианская топография» (между 535 и 547 гг.), отвергающую систему Птолемея и отрицающую шарообразность Земли. В «Христианской топографии» структура Земли изображена в виде плоского прямоугольника, в середине которого находится земная твердь, омываемая океаном. Солнце вечером скрывается за конусообразной горой на севере, ночью двигается к востоку, чтобы утром взойти вновь. Вверху над небесной твердью в форме двойной арки расположен Рай, где берут начало все крупнейшие реки. Мир по форме напоминает ларец или сундук.