Судьбы собачий лай, —
Так, значит, не сдавайся,
Навстречу ей шагай!»
Глава шестнадцатая. МГНОВЕНИЕ СЛАБОСТИ, МГНОВЕНИЕ СИЛЫ
«Пускай нет в небе луны!
Обманчивей лунного света
Цветы унохана.
Чудится, будто ночью
Кто-то белит холсты.»
Покои Рэдвэлла, принадлежавшие самому хозяину замка, неузнаваемо изменились за последние дни. Кругом валялись огарки свечей, раскрытые книги, самые неожиданные вещи. Сейчас здесь властвовал Хамрай; в комнатах графини обитала Аннаура.
Аннаура!
Боль и страх, желанное и невозможное!
Хамрай захлопнул книгу и откинулся на спинку кресла.
Чудес на свете не бывает — заклятие Алвисида может снять только сам Алвисид.
Будь проклят день, когда Хамрай еще безусым мальчиком заглянул в таинственную пещеру, где жила странная, капризная, непредсказуемая и холодная Моонлав! Если бы он знал тогда, какие страдания выпадут на его пути, оказавшимся бесконечным, он бежал бы без оглядки.
Прошлое, увы, не вернешь.
В отрезанном от мира дьяволовым куполом пространстве Рэдвэлла у Хамрая вновь проснулась надежда — ни солнце, ни звезды, ни силы космические, ни какие-либо другие случайные обстоятельства не смогут повлиять на его работу.
А когда он в одном из запертых помещений замка обнаружил библиотеку (по наростам пыли было ясно, что книгами не пользовались более столетия), и после беглого знакомства понял, что книги принадлежали самому Алвисиду, Хамрай счел это добрым предзнаменованием.
Все бурлило в груди старого мага. На сей-то раз получится и он сможет обладать женщиной — что-то пело внутри. Наверное, его магическая сущность. Теперь Хамраю жаждалось не просто обладать женщиной — нет. Одна из многих оказалась единственной, заслонившей мир.
Заклятия на книгах Алвисида оказались простейшими, магических кристаллов, принесенных алголианами из Красной часовни, оставалось достаточно и Хамрай работал.
Работал как никогда прежде — сильнейший стимул гнал его вперед.
Аннаура!
Он видел ее каждый день. И не желал, но пришлось немного воздействовать на нее магической силой — чтобы ждала, чтобы не торопилась (Хамрай перехватил ее задумчивый взгляд на сэра Бламура, когда они ужинали при свечах).
Победа казалась близка… Только казалась.
Хамрай устало провел руками по спутавшимся волосам — жизнь пуста и беспросветна.
За дни неустанных попыток он открыл секрет коридора Алвисида, но разве это имело для него значение? Разве что, если он захочет убежать от Аннауры, уединиться в безлюдных песках и закончить жизнь в зверином одиночестве.
Дверь сзади приоткрылась. Хамрай обернулся. В дверях стояла Аннаура.
— Мне страшно, сэр Ансеис, — сказала она голосом, от которого у мага пошла дрожь по спине. — Побудь со мной в моих покоях, пока я не усну.
— Здесь нечего бояться, — ответил он, вставая ей навстречу.
— Мне кажется, что привидения ходят по замку. Они заглядывают мне в лицо, когда я сплю, хотят навести порчу и украсть мою красоту.
— Здесь нет привидений, я же говорил. Я лично проверил все: даже домовые сбежали вместе со всеми из замка.
— Все равно, — капризно сказала Аннаура. — Побудь со мной!
Она с любопытством разглядывала магические предметы в беспорядке разбросанные на обширном столе графа и стоящий посреди комнаты слабосветящийся полупрозрачный столб из крупных фиолетовых кристаллов.
— Хорошо, — вздохнул Хамрай.
Не очень-то он и сопротивлялся женской магии ее глаз.
Он провел ее в спальню графини.
Она скинула спешно наброшенное платье (Хамрай обратил внимание, что все свечи были зажжены) и осталась нагой пред его жадным взглядом.
Маг сглотнул застрявший в горле ком, не позволяя дрожи охватить застоявшиеся члены и приподнял одеяло на постели — жестом предлагая даме лечь.
Она стояла, подставляя его взгляду прелести своего тела.
Да, она красива — каждая линия тела гармонична, каждый оттенок кожи, каждая выпуклость… Самая ли она красивая из тех, что Хамрай видел в своей жизни? Нет — в гареме шаха были женщины более броские, ослепляющие, горячие…
Но Аннаура затмила их всех — она единственная для него, Хамрая. Он вдруг понял, что готов отдать за нее жизнь…
— Вы не поцелуете меня перед сном, барон?
Аннаура устала ждать. Что останавливает его? Почему он так робок? Может, после того, как он спас ее от насилия принца Вогона, он считает что любой мужчина ей неприятен? Это правда. Но барон — единственное во всем мире исключение. Она любит его, она хочет его, она не может больше ждать!
Хамрай молча шагнул к ней, положил руку на обнаженное бедро (словно энергетический разряд встрепыхнул обоих), второй рукой нежно, почти не дотрагиваясь, обнял за спину и коснулся желанных запретных женских губ.
Губ Аннауры!
Забытая сладость поцелуя опьянила, закружила голову, отбросила само время куда-то прочь и остановила краткое мгновение на целую вечность. На целую жизнь!
— Я люблю вас, барон, — задыхаясь прошептала Аннаура. — Я никогда так не любила. Берите же меня, я ваша!
Руки лежавшие на дрожащем горячем теле бессильно опустились, безумное наваждение поцелуя разбилось вдребезги.
Барон сделал шаг назад.
Хамрай рычал беззвучно от бессилия и боли, проклинал всех богов и демонов, Моонлав, Алвисида, час когда родился, шаха Балсара и все на свете…
— Берите же меня, барон!
Аннаура тоже теряла голову — ни один мужчина еще не был так желанен для нее, как этот удивительный странный французский рыцарь, пленивший ее сердце, завладевший ее помыслами и чувствами.
— Бери же те меня скорее, я вся горю!!! Разве я не хороша?! Я — ваша, барон!..
Он сделал еще шаг назад.
Она открыла глаза и взгляды их встретились.
Жаркое лето поцелуя сменилось стужей непреодолимого заклятия Алвисида.
Хамрай в ужасе сделал еще шаг назад — словно не желанная женщина стояла перед ним, а сама смерть во всей своей леденящей, кошмарной притягательности.
— Барон… вы… вы мужчина?! — последние слова она произнесла голосом твердым и звонким.
Они смотрели в глаза друг другу.
Хамрай, четко осознавая гибельность поступка, хотя и не раздумывал особенно над словами, поднял вверх руку, словно призывая к вниманию беснующуюся разъяренную толпу и произнес медленно и торжественно:
— Завтра кончается срок Клятвы. Семь лет назад погибла моя невеста в милой Франции и я поклялся семь лет не знать женщин. Я не нарушил священную Клятву. И не нарушу. Но завтра срок истекает.
— Я люблю вас, барон, — вдруг прошептала Аннаура, мгновенно сменив раздражение на нежность.
— Завтра срок истекает, — хрипло выговорил Хамрай, соображая что же он наделал.
Аннаура забралась в постель, закрыла глаза и сладко улыбнулась.
— Я уже в завтра! — прошептала она. — Я горжусь вами, барон, я благодарна судьбе, что свела меня с таким замечательным рыцарем!
Он накинул на нее одеяло, склонился и поцеловал подставленную щеку.
Аромат ее волос призывал немедленно раздеться и лечь к ней, познать счастье и смысл жизни.
Хамрай был старый маг и еще мог владеть своими чувствами, хотя Аннаура почти отобрала это умение. Он направился к дверям.
— Я жду завтрашнего дня! — послала прощальный поцелуй Аннаура.
— Я тоже, — сказал Хамрай, — Я люблю вас, вы отобрали мое сердце и стали моей жизнью.
Он вышел из ее комнаты.
Своими словами он подписал себе смертный приговор. Отсрочка до завтра ничего не решала — то, что не сделал больше чем за столетие не сделаешь за сутки.
Но попытаться еще раз надо…
В кромешной темноте спускался Хамрай в подземелье замка — в усыпальницу Сидмортов, к волшебному коридору Алвисида, к единственному выходу из запертого дьяволовым куполом замка в огромный окружающий мир, который не прекратит существовать со смертью мага.
Он шел в мир, которому безразличны его мучительные раздумья и сомнения.
Хамраю не нужен был факел — он прекрасно видел в темноте. Он полтора столетия провел в темноте. Факел любви только сейчас зажегся перед ним, чтобы спалить его никому не нужную пустую пресную жизнь ярким ослепительным пламенем счастья.