Старец закончил речь превознесением своего счастья и хвалой одиночеству.
— Но, отец мой, — воскликнула Психея, — такое ли уж благо — одиночество, о котором ты говоришь? Неужели тебе и твоим дочерям не скучно? Чем же вы занимались все эти десять лет?
— Приготовлением к будущей жизни, — отвечал старец. — Мы размышляли об ошибках и заблуждениях, коим подвержены люди; мы изучали жизнь.
— Ты не убедишь меня, — возразила Психея, — что законное величие и невинные удовольствия не заслуживают предпочтения перед образом жизни, который вы ведете.
— Истинное величие в глазах философа, — отвечал старец, — это умение управлять собой, а истинное наслаждение обретаешь в общении с самим собой. Это достигается только в одиночестве. Не скажу, что к нему приспособлен каждый: оно благо для нас, но было бы злом для тебя. Существо, созданное небом с таким тщанием и искусством, должно делать честь своему творцу и царить не только в пустыне.
— Увы, отец мой, — со вздохом промолвила наша героиня, — ты говоришь: «царить», а между тем я рабыня моей ненавистницы! Над кем мне царить? Царить над моим сердцем и сердцем Амура я не могу, царить над другими — отказываюсь.
Тут она кратко рассказала ему свою историю и, окончив ее, добавила:
— Ты видишь, сколько у меня оснований бояться Венеры. Я, однако, решила отправиться на поиски моего мужа раньше, чем кончится этот день: меня слишком беспокоит причиненный мною ожог. Не знаешь ли ты какого-нибудь средства исцелить его сразу и безболезненно?
Старец усмехнулся.
— Всю свою жизнь, — сказал он, — я изучал травы, зелья, минералы и не мог найти средства ни от одной болезни. Но не думаешь ли ты, что и боги так же бессильны? У них, наверно, есть отличные лекарства и отличные врачи, раз смерть не властна над ними. Не трудись поэтому над тем, чтобы вернуть супруга: для этого требуется время; если ты явишься перед ним раньше, чем время смягчит его, ты рискуешь тем, что он может оттолкнуть тебя, а это будет иметь весьма вредные последствия в будущем. Если уж мужья рассердились и затем отказываются мириться, они долго после этого капризничают.
Психея согласилась с мнением старца и провела в этом месте неделю, не обретя того покоя, который ей обещал хозяин. Нельзя сказать, что беседы старца и даже его дочек не оказывали иной раз целительного действия на ее душевную боль; но сразу же после этого вздохи ее возобновлялись, пока старец не указывал ей, что печаль может разрушить ее красоту — единственное благо, которое у нее еще оставалось, что несомненно повлекло бы за собой и другие утраты. Нашей героине не приводили до сих пор еще доводов, которые приходились бы ей так по вкусу.
О своей любви она говорила не только со старцем, она иногда советовалась о ней с неодушевленными предметами, ведя беседу с деревьями и скалами. Старец проложил длинную дорогу в лесу. Сверху туда проникало немного света. По обе стороны дороги были расположены уютные уголки, где красавица могла прилечь без большой для себя опасности: сильваны не посещали этот лес, находя его чересчур диким. Привлекательность места внушила Психее стихи, которые она вырезала на буковой коре. Она облекла в них мысли, подсказанные ей нимфами. Вот примерно смысл ее стихов: