Пока он изучал интерьер, Бэлла вышла в прихожую и сунула в карман его куртки свою визитку.
– Эд, мы опаздываем! – Голос Марка привел в чувство. – Я Костику позвонил, нас уже ждут.
– Действительно, нам надо идти. Спасибо большое… – невнятно пробормотал Эдик.
Эдуард с Марком вышли на лестничную площадку. Надев куртку, он рассеянно слушал друга. Идти куда бы то ни было ему расхотелось. Он должен был побыть один.
Эдик машинально сунул руку в карман и вытащил оттуда визитную карточку. Взглянув на нее, он быстро спрятал маленькую картонку обратно.
– Ты это, Марк… до завтра. Что-то голова сильно разболелась.
– Ну, как хочешь, – разочарованно сказал друг. – А я поеду потусуюсь. У Костика всегда полно девиц, хотя мне с ними в последнее время скучно. Ну, пока!
Добравшись до дома, Эдик плотно закрыл дверь в свою комнату и тут же набрал номер, напечатанный на визитке. В этот момент перед его глазами стояла Бэлла – он видел ее хрупкое плечико из-под сползшего халата.
«Она будет моей женщиной, а все остальное неважно!» – подумал Эдик.
Услышав в трубке голос Бэллы, он не смог вымолвить ни слова.
– Не молчите, пожалуйста, а то я повешу трубку.
– Это я, – выдавил из себя Эдик.
– Приезжай ко мне, мой мальчик, – после короткой паузы сказала богиня.
Глава 10
Через час он стоял у ее порога и молил Всевышнего, чтобы Марк остался ночевать у Костика, как он обычно делал по пятницам.
Казалось, что Бэлла ждала Эдика за дверьми. Она буквально затащила его за рукав в квартиру, заперев за собой дверь.
Взаимная страсть обрушилась на них мгновенно. По дороге в спальню она срывала с юноши одежду, а он целовал ее, не ощущая, куда целует. Немного неловко получилось с туфлями и носками, но в этот момент Бэлла встала перед ним и медленно сняла трусики.
От этого необычайно эротического жеста у Эдика окончательно помутился разум. Он обхватил руками идеальный зад Беллы, притянул женщину к себе, поцеловал ее живот, треугольник ароматных волос и, откинувшись на кровать, дождался, когда она сядет на него сверху. Ему хотелось видеть ее всю, дотрагиваться до груди, до живота, до прекрасного лица.
Молодость и зрелость слились воедино, и продолжалось это долго-долго.
А после, когда Эдик заснул, Бэлла долго сидела возле, задумчиво перебирая волосы на его голове.
Детство Бэлла провела в маленьком провинциальном городке Прокопьевске в Кемеровской области. Щуплая девочка с цыпками на руках и коленках всегда мечтала из Золушки превратиться в принцессу.
Папу завалило в шахте, когда ей было три года. Бэлла его даже не помнила. У них не было родственников, и мама работала сутками.
Отец Бэллы, когда учился в Кемерове, влюбился в Нину, девушку из Прокопьевска. Он должен был стать горным инженером и лет через двадцать руководить одной из многочисленных угольных шахт. Приведя Нину домой, он представил ее как студентку кулинарного техникума и свою невесту.
И тут характер показала будущая свекровь. Она попросила Нину покинуть ее дом, а сыну выговорила, что русская повариха им, еврейским инженерам в пятом поколении, в семье не нужна.
Отец не выдержал, наговорил маме и братьям много лишнего и пошел жить в общежитие к Нине. Потом они уехали в Прокопьевск.
Присматривать за маленькой Бэллой согласилась тридцатилетняя соседка Люся – представительница древнейшей профессии. Бэлла хорошо помнила яркие Люсины губы, когда та ела или курила, и скрип кровати за шкафом, когда Люся возвращалась с кавалером, чтобы заработать этим скрипом немного денег. По крайней мере, так она объясняла это маленькой девочке.
Но к малышке Люся относилась хорошо, следила, чтобы она вовремя ела, стирала ее платья, а позже школьную форму. Денег с Нины Люся не брала.
– Чего ж я тебя не пожалею? Мне Бэлка нравится, я с ней душой греюсь.
Мама всегда была уставшей и печальной. Бесцветная и одинокая, эмоционально она ничего не могла дать дочери. Она думала только о том, как прокормить себя и Бэллу, хоть как-то одеть дочь, чтобы той не было стыдно в школе и перед соседками.
Когда Бэлла училась в пятом классе, у нее появилась женщина-идеал – Марина Сергеевна, учительница английского языка. Бэллочка и английский-то выучила только благодаря детской влюбленности в молодую, образованную, с большим вкусом одетую учительницу.
Марина Сергеевна оценила способности девочки и то, как самозабвенно она учила английский язык. Учительница приносила ей книги и журналы на английском. Они вместе читали непонятные фразы, особенно из модных журналов, которые Бэлла на всякий случай заучивала наизусть.
Как-то раз англичанка сказала:
– Ты обязательно должна учиться в Москве. В этой глуши или сопьешься, или станешь как твоя мама – никакой.
Эта фраза, неоднократно повторенная, стальным гвоздиком вошла в детскую память и стала двигателем Бэллиной мечты.
Бэлла часто вспоминала последний год учебы. Уверенная, что уедет в Москву, она не слушала мать, которая устало доказывала ей, что это невозможно – нет ни хорошей одежды, ни денег на билет, ни места, где жить. Бэлла училась. А что ей еще было делать?
На дискотеку она сходила два раза и поняла, насколько не модно одета. Танцевать она любила, но одна, для себя, при закрытых дверях комнаты в их скромной квартире.
Парни за ней ухаживали постоянно. Однажды на дискотеке, во время медленного танца, ощутив на себе жаркие ладони очередного воздыхателя, Бэлла, понимая, что девственность и знания – два основных ее богатства, сняла руки парня со своей талии и ушла домой. С тех пор она держала всех кавалеров на расстоянии.
Но как-то раз одноклассник Сашка, избалованный вниманием девочек и дам постарше, поклялся, что «использует полукровку по полной». Эти слова передала Бэлле соседка по парте, Юленька. Глаза Юленьки при этом смеялись.
– А чего ты сопротивляешься? Он уже со всеми переспал, – спросила она Бэллу.
– А со мой не получится, – спокойно отозвалась та. – Так ему и передай.
Юля окинула взглядом Бэллу – худенькую и небольшого росточка.
– Ой, Бэлка, не нарывайся. Снасилует. – В ее голосе прозвучало сочувствие.
С Нового года все школьники десятых классов стали готовиться к выпускному балу. Некоторые, правда, задумались об экзаменах – выпускных и вступительных, но основная масса на институт не надеялась. Девушки изводили родителей просьбами достать платья и туфли, парни высчитывали, во сколько обойдется выпивка.
Бэлла тоже попыталась объяснить матери, как ей хочется хотя бы один раз за последние пять лет поразить одноклассников хорошим платьем, макияжем, туфлями на высоком каблуке.
Она пришла в кухню, когда мама чистила картошку, села напротив и стала говорить, говорить. Мать слушала, кивала.
– Ладно, дочка, на туфли мы накопим, а платьишко я тебе сама сварганю, у меня есть белое, на тебя перешью.
– Но почему, мама? – Бэлла смотрела на мать, не понимая. – У тебя же есть деньги! Я считала, сколько ты зарабатываешь и сколько мы тратим.
Мама, поправив на груди драный халатик, нахмурилась.
– То не для тебя накопления, то на памятник. Оградку папе сделали, а памятник не смогли. Вот поставим, тогда и туфли.
– Мама, – Бэлла посмотрела в мутные глаза Нины, которая в последнее время стала выпивать. – Папы нет четырнадцать лет, а я вот она, живая.
Мать резко встала и грязной от чистки картошки рукой влепила Бэлле пощечину.
– Ты матерь жалей, а не деньги с нее тащи! Нет чтобы пойти в управление, устроиться на полставки, так нет, все зубришь, все на Москву свою поганую надеешься!